Nikitin3

Отсутствие незабвенного Ивана Алексеевича
1 сильно заметно в нашем небольшом
кружке: замолкли веселые речи и одушевленные
споры. . . Собственно говоря, и кружка-то теперь
не существует: остался М. Ф. Де-Пуле
и я. Ни Милошевича 4, ни Придорогина заменить
некем.
Благодарю Вас, мой добрый, милый друг,
за Ваши хлопоты по изданию в свет моих
стихотв., крепко обнимаю Вас и целую.
Весь Ваш
И. Никитин.
1859 г., декабря 7. Воронеж
1860
75. II. II. ВТОГОВУ
Воронеж. 4 января 1860 г.
Письма Вашего, мой милый друг, Николай
Иванович, с приложением записки к Езпраксии
Алексеевне \ я не получал и опасался за
Ваше здоровье, — так напугало меня Ваше
мнимое молчание, но теперь, слава богу, я покоен
и спешу отвечать Вам с первою почтою на
Ваш дружеский совет.
Вы полагаете для меня необходимым бросить
книжную торговлю, убивающую мое здоровье
и поглощающую все мое свободное время,
купить хуторок и жить в тиши, в самом близком
соприкосновении с природою. Да, это было
бы хорошо и для меня самого, и для успеха
моих небольших занятий, но, увы! от подобной
мечты надобно отказаться при первом ее зарождении.
Где взять деньги, чтобы обзавестись
хутором, хозяйством, жильем, земледельческими
орудиями, рабочими лошадьми, прислугой и
проч., и прочее? Если бы книгопродавец Гардении
(как Вы предполагаете) и согласился
принять от меня мой книжный магазин, спрашивается,
на каких условиях он его примет?
З а все мои книги едва ли он даст третью часть
той суммы, которая израсходована мною на их
приобретение, тем более, что они растрепаны
читателями. От того-то и плохо идет моя книжная
торговля, что, по ограниченности моих
средств, я не могу отделить собственно книжного
магазина от библиотеки для чтения и увеличить
для продажи число предметов письменных
принадлежностей, что непременно содействовало
бы успеху моих дел.
Далее: жизнь моя сравнительно с прежнею,
все-таки, до настоящего времени довольно покойна.
В продолжение целого дня я не слышу
и не вижу ничего возмущающего меня до глубины
души, остается только одна ночь, ну, что
ж делать? . . С этим злом я еще кое-как мирюсь.
Если же снова я буду принужден взяться
за грязную торговлю на постоялом дворе, поить
водкою извозчиков, зазывать их на двор с
улицы, вставать с постели в полуночную пору
для шумных с ними расчетов, короче — быть
в постоянной пытке, в постоянном раздражении,
— тогда лучше умереть. Нет, мой милый
друг, будь, что будет, а книжную торговлю,
по всем соображениям, оставить мне невозможно.
И куда бы я ушел от тревог и печалей?
Спросите самих себя, [разве] много ли найдется
в Вашей жизни безоблачных дней. Итак, будем
биться с невеселою долей, а там, как и -водится,
смерть положит всему конец.
Если мой «Кулак» еще не напечатан и не
имеется для него в виду хорошей дороги, нельзя
ли променять его на книги г-ну Сеньков-
скому в настоящее воемя сделавшемуся книгопродавцем-издателем.
Я уже писал к нему об
этом. Будьте так добры, переговорите с ним,
если найдется у Вас свободная минута.
В Воронеже ничего нет нового: публика глазеет
на Юлию Пострану2. Что прикажете делать!
— кому что нравится. . . Новый год я
встречал с Де-Пуле, вспоминали о Вас и заочно
желали Вам всевозможного блага. . Виноват,
вот одна новость: купеческое общество
предполагает поставить памятник И. А. Придорогину;
подобного примера у нас еще не было
на Руси; мысль, поистине, превосходна, лишь
бы она осуществилась.
Весь Ваш
И. Никитин.
70. п . А. М АТВЕЕ ВОЙ i
Ветер, снег; в магазине холодно; мне нездоровится;
расположение духа наисквернейшее,
просто — безвыходная тоска; но вдруг я получаю
Вашу записку. Вы не можете себе представить,
какое наслаждение принесли мне написанные
Вами строчки! Мое воображение тотчас
перенесло меня в Ваши края; я вспомнил и
темный сад Авдотьи * Александровны, и c b c i-
ч' С условием, чтобы ои напечатал его в двух заводах,
пожалуй, более.