Nikitin3

ваются туманом, — и опять без умолку читает.
И нет ему никакого дела до окружающей его
жизни, точно так же, как никому из окружающих
его нет до него ни малейшей нужды. Ученики
занимаются тем, что им нравится, или что
они считают для себя более полезным. Некоторые
ведут рассказы о своих взаимных похождениях
и проказах, некоторые переписывают лекции
по главному предмету, а некоторые сидят
за романами. Тут вы увидите разные романы,
напр.: «Шапка юродивого», «Таинственный монах»,
«Фра-диаволо», «Япанча — татарский
наездник» и т. под., но чаще всего увидите
Поль-де-Кока и Дюма. Они пользуются у нас
особенною известностию. Если чей-нибудь неосторожный
возглас или смех прервет мерное
чтение почтенного наставника, он поднимает свои
вооруженные глаза на окружающую его молодежь
и громко скажет: «Пожалуйста, не мешайте
мне читать! . .» И продолжает: «Ах! странно
и дивно есть, ежели шли брат на брата, сынове
противо отцов, рабы на господ, друг друга ищут
умертвить и погубить, забыв закон божий и
преступя заповеди его, единого ради властолю- '
бия, ища брат брата достояния лишить, не ведуще,
яко премудрый глаголет: ищай чужого о
своем возрыдает! Исшедше же Юрий с Ярославом
и меньшими братиями, стал на реке Гзе»
(Рос. Истор. Татищева, изд. 1774 г., кн. III,
стран. 389).
Если шум не унимается, наставник покраснеет
и громче прежнего повторит: «Не шумите!
пожалуйста, не шумите! Не то, честное слово, я
пущу кому-нибудь в голову своею книгою». . .
Эта угроза, конечно, никого не пугает, тем более,
что она никогда не приводится в исполнение.
Но Яков Иванович, все-таки, достигает
своей цели, т. е. в классе наступает непродолжительная
тишина. Его боятся потому, что
своим смирением и безответностию он успел себе
снискать расположение нашего инспектора.
20
Бедный Иван Ермолаич! Он совсем спился
с кругу. Грусгно было смотреть, в каком виде
пришел он сегодня вечером к Федору Федоровичу.
Шинель истаскана, просто — дрянь! Подкладка
порвалась, из-под изношенного коленкора
выглядывают клочки грязной ваты. Сапоги
на нем — без калош. Этого мало: один сапог
лопнул, и оказывается, что он в трескучие морозы
носит нитяные чулки. Как он терпит эту
нужду, — ей-богу, не понимаю!
Федор Федорович принял его чрезвычайно
холодно или, лучше сказать, грубо; не только
не подал ему руки, даже не пригласил его сесть,
и ходил из угла в угол, поигрывая махрами
своего пояса и напевая себе под нос какую-то
песню, как будто в комнате, кроме него, не
было ни одной живой души.
«Знаете ли что, Федор Федорович, — сказал
незваный гость, потирая свои синие, озябшие
руки, — дайте мне, пожалуйста, рюмку водки.
Я, мочи нет, озяб!»
— У меня ни капли нет водки. Я почти никогда
ее не имею. — Иван Ермолаич подошел к
печке, прикладывал свои руки к теплым кафлям
и, обернувшись, прислонился к ней спиною.
«Что же у вас есть? Дайте хоть одну рюмку.
Авось, убытку будет немного».
— Рому, пожалуй, я дам: есть немножко. Ведь
вы уж где-то выпили. . . довольно бы, кажется.
«Да ну, — ради бога, без наставлений! Давать—
так давай, нет— бог с тобою!»
Федор Федорович пошел в свой кабинет и
вынес оттуда рюмку рома. Иван Ермолаич ее
выпил и сел, облокотившись на стол. Несколько
времени прошло в молчании.
«Глупая история, — сказал Иван Ермолаич,
— глупейшая история!»
— Что такое? — спросил Федор Федорович.
«А вот что: на-днях я имел удовольс! вне
беседовать с отцом-ректором — и остался в дураках».
— Я думал, случилось что-нибудь особенное,
— отвечал Федор Федорович, закуривая
папиросу и растягиваясь во весь свой рост на
мягком диване.
«Теперь я все спрашиваю себя: за каким
чортом я к нему ходил?»
— Совершенно справедливо. Он уже не раз
намыливал вам голову; пора бы оставить его в
покое.
«Но, помилуйте! что ж это такое? Чем я
виноват? — вскричал Иван Ермолаич, поднимаясь
со стула и вдруг одушевляясь. — Вот,
слушайте: ученики собрали 30 руб. сер. и просили
меня, чтобы я составил им по своему выбору
библиотечку, которою они могли бы постоянно
пользоваться и, от времени до времени,
ее увеличивать. Мысль прекрасная, не правда
ли? Я пошел к отцу-ректору и объяснил ему, в
чем дело.
«Вы, — сказал он, — спросились бы прежде
у того, кто постарше вас, тогда и собирали бы
деньги».
— Деньги, — отвечал я, — мне принесли собранными.
«Так, так. Ну, что ж вы хотите купить?»
— Конечно, — говорю я, — что-нибудь для