Nikitin3

мяного, веселою и разговорчивою. «Вставай! —
говорила она мальчугану, который с трудом переводил
свое горячее дыхание, — что ты все лежишь,
как колода? Не хочешь ли щей?» Больной
отрицательно качал головой и оборачивался
к стене. «Ну, наплевать* была бы честь приложена,
от убытку бог избавил. . .» И баба запевала
вполголоса не совсем пристойную песню.
Федор Федорович раза два посылал меня к
нему с чашкою спитого, жиденького чая.
«Пусть, — говорит, — выпьет. Это здорово. Скажи,
что я приказываю». Но малый не слушался
и со слезами на глазах поосил у меня холодного
квасу. Ключ от погреба постоянно хранился
в кабинете Федора Федоровича; я спешил
к нему с докладом: вот, мол, так и так.
«Нет, — отвечал мне мой наставник, — скажи
ему, что он глуп. Больному квас пить нездорово».
И этим оканчивалось все попечение о бедном
мальчугане. Таким образом, волею-неволею,
мне пришлось заменить его должность,
т. е. состоять на посылках и исполнять разные
приказания и прихоти моего наставника. Только
что я возьмусь за книгу, «Василий! — раздается
знакомый мне голос, — сходи-ка на рынок
и купи мне орехов, да смотри, выбирай,
какие посвежее». Орехи принесены; молоток,
чтобы разбивать их, подан; я опять берусь за
книгу и читаю при громком стуке молотка.
«Василий! поди-ка собери скорлупу и вынеси
се на двор». Скорлупа вынесена, — я снова принимаюсь
за книгу. «Василий! поди-ка вычисти
мне сапоги». И вот я развожу на старом чайном
блюдечке ваксу и чищу сапоги, а наставник
мой покоится на диване, заложив под голову
свои руки, курит папиросу и смотрит на потолок.
Теперь я окончательно убежден, что он
строго следит за ходом моего развития. Сегодня
за обедом у меня с ним был следующий
разговор.
«Чем ты занимаешься?»— спросил он меня,
накладывая себе на тарелку новую порцию жареного
поросенка.
— Читаю Фонвизина.
«Читал бы ты что-нибудь серьезное, если
уж есть охота к чтению, вот и была бы польза.
Эги Фонвизины с братнею отнимают у тебя
только время. Что это за сочинение? Вымысел,
и больше ничего. Кажется, я говорил тебе, какие
книги ты должен взять из нашей библиотеки».
«Да, — подумал я, — просьбою о выдаче
мне этих книг я надоел библиотекарю так же,
как надоедает иной заимодавец своему должнику
об уплате ему денег. Кончилось тем, что победа
осталась на моей стороне. Библиотекарь, выведенный
из терпения, плюнул и крикнул с досадою:
«Возьми их, возьми! Отвяжись, пожалуйста! . .»
— Я читал опыт философии Надеждина.
Сухо немножко, — сказал я, стараясь, по возможности,
смягчить вертевшийся у меня в голове
ответ: темна вода во облацех.
«Смыслишь мало, оттого и выходит для
тебя сухо. А ты делай так: если прочитал страницу
и ничего не понял, опять ее прочитай,
опять и опять. . . вот и останется что-нибудь
в памяти и не будет сухо». На последнем слове
он сделал ударение. Очевидно, ответ мой ему
не понравился.
«Чтение журналов, — продолжал он, — тоже
напрасная трата времени. Ты видишь, я самих
не читаю, а разве проигрываю от этого? Тебе,
например, дается тема: знание и ведение суть
ли тождественны, или: в чем состоит простота
души; ну, что же ты почерпнешь из журналов
для своих рассуждений на обе эти темы? Ровно
ничего. Нет, ты читай что-нибудь дельное,
а не занимайся пустяками».
После этого разговора передо мною яснее обрисовалась
личность моего почтенного наставника.
Я мысленно поблагодарил себя за то, что прятал
от него почти всякую книгу, и решился, для
устранения между нами каких бы то ни было недоразумений,
никогда не заводить с ним разговора
о том, на что он имеет свой особенный взгляд.
Этог взгляд и эта должность прислуги, которую
я здесь несу, до того мне надоели, что я писал
к своему батюшке, чтобы он под каким-нибудь
благовидным предлогом переменил мою квартиру,
говоря, что я настолько вырос и настолько
понимаю все белое и черное, что могу обойтись
без посторонней нравственной опеки.
Января б
Здоровье Григория поправилось. Он вынес
тяжелую горячку и встал, несмотря на все, так
сказать, благоприятные условия к переселению
в лучший мир, как то: скверное помещение,
дурную пищу и отсутствие необходимых лекарств.
. . «Отвалялся!» — говорит о нем наша
кухарка, и это слово я нахожу очень уместным
и верным. Однакож, он еще так слаб, что не
можег исполнять своей обязанности, и я до сих
пор занимаю его место. Бог с ним, пусть поправляется!
Мне приятно думать, что мои хлопоты
доставляют ему покой.
Передняя и гостиная моего наставника снова
оживлены присутствием известных личностей. . .
Не знаю, как их точнее назвать. . . просителями,
посетителями или гостями. — право. не
знаю. Иной вовсе ни о чем не просит; скажет