Nikitin3

Кто пас осудит? Вы — отец!
Вы властны! стало быть, я стою! . .
О, господи! да скоро ль я
Навек глаза свои закрою?»
И покатились в два ручья
У Саши слезы.
«Вон отсюда!
Ступай! венчайся с столяром!
Ты мне не дочь! и жив покуда,
Я не пущу тебя в свой дом!» —
«Лукич, — старушка зарыдала: —
Опомнись! кровь твоя! . .» —
«Молчать!
Умела твари потакать.
Теперь казнись!.. Чего ж ты стала?
Вон, говорят тебе!» —
«Постой!
Куда ж итти мне? Боже мой!» —
«Хоть к чорту!» —
«Батюшка!» —
«Ни слова!
Скажи одно в последний раз:
Готова слушаться?» —
Сейчас скажу. . .» —
«Сейчас,
«Ну, что ж, готова?
Ты маслом не зальешь огня,
Не хныкай1 вот что!» —
«Погодите. . .
В глазах мутится у меня...» —
«Я жду!» —
«О чем вы говорите?» —
«Забудешь ты соседа?» —
Нет, не могу!»,
«Нет!
«Один ответ. . .
Так будь ты проклята отныне!» —
«Как! Сашу, Сашу проклинать? . .»
И вздрогнула старушка-ма гь,
Как лист на трепетной осине.
«Она моя! я буду ночь
Так — на коленях. . . Саша! дочь!
Дитя мое! . . скажи — согласна. . •
Не отнимай руки, не дам. . .
Я поцелую. . . я несчастна! . .
® И. Никитин
И ты! и ты! . . о. горе нам^ . .» —
«Согласна», Саша отвечала
И на пол замертво упала.
' «Ох. ты мучитель наш! . .» —
«Ну-ну! ■
Лукич прикрикнул на жену: —
Воды скорее! . . не хотела
Учить красавицу путем,
Вот довела ее до дела —
До грубости перед отцом!»
X II
Едва блеснувший луч рассвета
Застал Арину в хлопотах;
Она была уже одета -
И грела воду в чугунах.
Старушка ставней не открыла
И в горенке, как тень, бродила.
Тревожить шумом не хотя
Всю ночь не спавшее дитя.
Вот утро. Саша не гуляет;
К смотрушкам в доме прибирает;
Все принимает новый вид,
Сияет, лоснится, блестит. . .
Окно на солнышке сверкает,
Икона радостно глядит.
А за окном, на ветках ивы,
И крик, и спор нетерпеливый
У любопытных воробьев:
Смотрите, мол! . . мытье полов.
Возня, тревога... дело худо!
И кот вон тут! скорей отсюда!
И птицы дружно поднялись
И вдаль в испуге понеслись.
Невесела одна невеста.
Не спор и труд в ее руках:
Пойдет с ведром, и вдруг — ни с места.
Стоит, глядит — туман в глазах. . .
Лукич был тоже озабочен:
Встал рано, чуть не на заре.
Заметил, что забор непрочен,
Две щепки поднял на дворе
И отдал в кухню на топливо.
Хозяйством грех пренебрегать.
Он знал, что надо терпеливо
И неусыпно собирать
Добро домашнее. Бывало,
Когда домой идет не пьян.
Что под ноги ему попало —
Подкова, гвоздик — все в карман.
Прошелся по саду от скуки,
Червей на яблоне сыскал