Nikitin3

шую действительность, н в этом смысле роль этого кружка
и усилении реалистических тенденций в поэзии Никитина
несомненна.
Но второвскни кружок не был однороден по своим
идейным и эстетическим принципам, и Никитин испытывал
в нем самые раз\ичные воздействия. В этом кружке
были и люди прогрессивных убеждений. Судя по материалам,
которыми мы распо\агаем, к ним принадлежали
Придорогин и Второв. Рассказывая о вечеринках, которые
устраивались на квартире Никитина, Де-Пуле добавляет:
«Заводчиком споров, стало быть, душою беседы, был Прндорогнн
с его страстью вечно ставить вопросы и никогда
не затрудняться их решением, как бы оно радикально ни
было» *. В другом месте Де-Пуле говорит о Прндорогине:
«Протестантом и радикалом был он страшным (конечно
на словах), когда речь заходила о крепостном праве: чегочего
не говорил он тут! каких не сочинял ужасов! До
1857 г. почти ни одна наша беседа не обходилась без его
горячих фнлйппик, которые нередко прекращались следующим
замечанием одного из присутствующих: — Ну,
полно говорить тебе такие страсти! Человек курицы не
зарежет, а туда же корчит роль радикала!»2
При всей тенденциозности и даже ироничности этой
характеристики не подлежит сомнению, что Придорогин
мог оказывать и оказывал на Никитина благотворное
влияние. Человеком прогрессивных убеждений был и Второв.
Характерно, что Второв стремился приобщить Никитина
к политической литературе, в частности, он знакомил
его с литературой о декабристах. В письме от 11 июня
1854 года Никитин пишет Второву: «Сделайте милость,
вручите подателю этой записки обещанную Вами мне
книжку о 14-м декабря». Характерна дата этой записки:
11 июня. Она свидетельствует о том, что Второв с первых
же месяцев своего знакомства с Никитиным стремился
ввести его в круг политических интересов. Второв был
противником шовинистических стихов Никитина. С нескрываемым
раздражением об этом писал Второву
А. П. Нордштейн: «Он (Н икитин. Л. П.) верит в либерализм,
верит в задние мысли в литературе, может
быть, не верит в Некрасова, но верит в его род стихотворений,
верит в задние мысли Тургенева... словом, верит
в дурную нашу сторону. И сказать ли? Я в душе обвиняю
немного вас в этом. Например: Ив. Сав. написал «На
взятие Карса», и вы ему сказали: — «как ему не стыдно
писать такие вещи». — Вы сами не подумали, что значат
эти слова. Самый близкий смысл — как не стыдно писать
похвалы, надо писать брань на все».
Но если Придорогин и Второв, как можно предположить,
оказывали благотворное воздействие на Никитина,
то такие участники второвского кружка, как Де-Пуле и
Нордштейн, стремились развить в поэте консервативные
и охранительные тенденции. У нас нет точных данных,
какие конкретные формы принимало влияние Дс-
Пуле на Никитина. Но политическая физиономия Де-
Пуле — человека, очень близкого к Никитину, — совершенно
определенна и ясна. Книга Де-Пуле о Кольцове
целиком направлена против Белинского. Социально-политические
позиции Де-Пуле с исчерпывающей отчетливостью
видны хотя бы из прокламации 1, которая была им написана
в начале 60-х годов в связи с обострением революционной
ситуации в России. В ней Де-Пуле повторяет все
грязные клеветнические инсинуации о русских революционерах.
Прокламация целиком выдержана в духе известных
писании реакционнейшего публициста М. Н. Каткова.
Аналогичные политические позиции занимал и Нордштейн.
Нордштейн толкал Никитина на путь апологетического
восхваления самодержавной действительности. Он
пытался приобщить Никитина к числу ревнителей «чистой
поэзии» и всячески стремился внушить ему отрицательное
отношение к некрасовскому направлению. Письма
А. П. Нордштейна к Никитину, хранящиеся в Рукописном
отделе Института литературы Академии наук СССР,
достаточно ярко и полно свидетельствуют об этом.
В 1854 году А. П. Нордштейн выступает в роли посредника
между Аполлоном Майковым и Никитиным.
В подробном письме он передает мнение Майкова о стихах
Никитина: «А. Н. одобрил решительно все ваши стихотворения,
не исключая ни одного, — потому что везде
нашел прекрасные мысли, темы, предметы, содержание,
нашел, что они и изливались в первый раз в стихах прекрасно:
поэтому он сказал, что грех на вас будет, если
вы будете смотреть на свои стихи только как на предмет
воспоминаний тех чувств и мыслей, которые проходили по
вашему сердцу и душе (как это видно из стих.: Задумчивый
певец в пустыне неизвестной), — что поэтическое дарование
в вас так несомненно, что вы должны считать себе
за долг отделывать свои произведения художнически для
публики, для родного вам русского общества, для русской
литературы, для потомства. Он сказал, что ему часто доставляют
рукописные тетради стихов для просмотра, и
показал мне даже их, и прибавил, что очень редко ему
случалось с таким удовольствием читать опыты стихотворные,
как ваши, и что поэтому он считает долгом себе
построже отозваться о ваших произведениях. Он заметил,
что ваши стихи требуют исправления, отделки в форме. ..
Под формой он разумел гладкость стиха, правильность,
полноту рифмы, избегание двусмысленных слов, например,
у вас: свирели пустой переливы (Ночь); даль во
мгле, как в белом море, утопает (Степная дорога), почему
не в млечном море; неправильность рифм: запел, прошел
(Зимняя ночь в деревне); сряду две разные, но обе женские
или также и мужские рифмы полуночи, спали
(В молении о чаше); наконец еще просил стараться о сжатости,
например, он похвалил четыре стиха первой строфы
«На западе солнце пылает», похвалил в том отношении,
что тут картина полна, а всего четыре стиха, тогда как в
1 Д е • П у л е, стр. 5 0.
2 Там же, стр. 89.
1 Лрхнв Института литературы Академии наук СССР, фонд
Д с Пуле.