Nikitin3

одному себе. Итак, или до конца надобно выдержать
испытание, выпить чашу до дна, —
или, при неудаче, остаться, по крайней мере, с
безукоризненною совестью, с мыслью, что я
поступил благородно, что я смело смотрел не
только на улыбающееся мне счастие, но и на
суровое, грозящее мне горе. За неимением лучшего,
и это может быть утешением, впрочем,
таким, которое изрежет морщинами мое лицо и
сделает седыми несколько моих волос. Как
видите, я — не жаркий мечтатель! . . В эту минуту
мне пришли на память слова Пушкина,
вложенные им в уста Ленского:
)
Писал темно и вяло.. .
В самом деле, я пишу темно. А что до вялости.
. . Ах, если бы я дал волю своему перу,
клянусь богом, огонь брызнул бы из этих
строк! . . но. . . довольно, почтеннейший Иван
Саввич, довольно! — Слушаю-с!
A propos: у Вас по платью встречают, или
по чинам? Сохрани бог, если Вы скажете: по
письмам. Тогда я — пропащий человек!..
18 5 8
26. П. И. Б Р Ю Х А Л О В У
Воронеж. 1858 г., февр. 27
Благодарю, мой милый Иван Иванович, за
твое письмо и за некоторые подробности о личности
Скар. . . Я желал бы знать о нем поболее.
Постарайся о нем поразведать, но имей
в виду одно: сведения свои черпай из достоверного
источника; факты более замечательные
на память запиши. Но вот тебе мой дружеский
совет: в письмах своих о литературе извест ­
н ого р о д а не распространяйся, причину я тебе
скажу при свидании. Что же ты молчишь о своих
делах, о своей торговле, о своих удачах или неудачах?
Приезжай, пожалуйста, в Воронеж,
наговоримся досыта. Признаюсь, брат, я страшно
скучаю и, что хуже того, бешусь, ничего не
делаю, потому что делать невозможно: старая
история!
Скажи, пожалуйста, сам ли Гаврилов говорил
тебе, что я подарил ему «Кулака», или
кто другой? Но как же, чорт возьми, я ему
подарю, когда и сам я не видал изданной
книжки? Процесс печатания совершается, как
видишь, месяца четыре, а дело не подвигается
ни взад, ни вперед. Ha-днях я получил письмо
из Москвы, что «Кулак» скоро выйдет из типографии,
но когда он будет в Воронеже, решительно
не знаю, и эта медленность выхода до
того мне насолила, что и говорить о ней недостает
терпения. Стихотворения я бы рад тебе
прислать, да новых нет, старые тебе известны.
Плохота, брат, большая плохота! Иногда и
возьмешься за работу,— глядь, тут и есть запятая.
. . Ты спрашиваешь, как я поживаю,
очень просто, как живут многие, т. е. ты хочешь
на гору, а чорт тебя за ногу, — вот и
все! Летом непременно у тебя побываю, если
буду жив и здоров; май думаю провести в деревне;
не знаю, удастся ли, а хорошо, если бы
удалось. Новостей особенных нет. Н. И. Второв
прожил в Воронеже целый месяц, обедал
у меня, квартировал у соседа, поелику. . . и так
далее. . . Чулки при сем тебе посылаются. З а­
свидетельствуй мое искреннее почтение твоей
жене, да пиши ко мне, когда вздумаешь;
скучно! Меня за леность извини.
Любящий тебя
И. Никитин.
NB. А Гаврилову скажи, что он врет! И на
какой дьявол ему нужен «Кулак»? Он сам почище
Лукича.
27. А. и. М АЙ КОВУ I
Милостивый Государь,
Аполлон Николаевич.
1858 г., 3 марта
Наконец, после долгого молчания, я взялся
за перо. Прошу Вас принять от меня на память
мой небольшой труд 2. В июле месяце
прошлого года, когда я приготовлял его к печати,
я хотел было переписать всю поэму и
переслать ее к Вам с тою целию, чтобы Вы или
сами написали критический разбор, или предоставили
это дело кому-либо из Ваших добрых
знакомых. Я уже взялся было за работу, но
моя слабая грудь до того разболелась во время
переписки (в наклонном положении я решительно
не могу сидеть), что я бросил почти
вполовину исписанную тетрадь, тем и кончилась
вся история. А жаль! я от души желал
услышать голос дельного критика, советами которого
я мог бы воспользоваться на будущее
время. Литературные наездники, гарцующие на
журнальном поле с казацкою плетью и поте-