Nikitin3

легкого чтения, напр. соч. Пушкина, романы
Вальтер-Скотта, Купера. . .
«Ну, вот-вот! Пушкина... стишки, больше
ничего, стишки. Опять вот Купера. . . Кто это
такой Купер? О чем он писал? Нет, нет! романы
нам не годятся».
— Да ведь у нас читают Поль-де-Кока и
т. под. Ведь это помои! Не лучше ли дать ученикам
что-нибудь порядочное.
«Нет, что ж. . . Нам это не годится. Вы уж,
пожалуйста, не ходите ко мне вперед с такими
пустяками. А деньги отдайте назад, непременно
отдайте».
— Помилуйте! — возразил я, — устройство
библиотеки. . .
«Занимайтесь своим делом, вот что! Мне некогда
пересыпать с вами из пустого в порожнее.
До свидания! . .»
«Скажите по совести, что ж это такое?» —
заключил Иван Ермолаич.
— Не мое дело, — отвечал Федор Федорович.
— Всяк Еремей про себя разумей.
«И только?»
— Больше ничего.
Гость постоял с минуту в раздумьи и сказал,
как-то принужденно улыбаясь: «Честь имею
кланяться, Федор Федорович! . .»
— Будьте здоровы. . . — Иван Ермолаич
ушел.
«Гришка!»—■крикнул Федор Федорович.
— Ась, — отвечал мальчуган из передней.
«Ты видел вот этого барина, что сейчас отсюда
вышел?»
— Видел.
«Если когда-нибудь он опять придет, скажи
ему, что меня нет дома. Слышишь?»
— Слышу.
О, мой мудрый наставник! Если б ты зна_\,
как ты упал теперь в моих глазах! ..
Я сейчас получил от батюшки письмо. Вот
что, между прочим, он пишет: «Ты поменьше
предавайся мечтательности. О перемене своей
квартиры, до твоего перевода в богословие, думать
не смей; ибо наставник твой примет сию
перемену за обиду, и тебе придется тогда плохо.
Ты пишешь, что он скупится давать тебе свечи;
посылаю тебе денег, купи на них свеч, но попустому
их не трать; пустяков не читай и веди
себя так, чтобы я был тобою доволен и чтобы
худого о тебе ни от кого не слышал. Насчет того,
что ты ему прислуживаешь, я тебе скажу,
что это еще не беда, ибо старшим себя повиноваться
ты обязан. . .»
И . Н и к а т и и
25
Итак, терпение и терпение. Об этом говорят
мне не только все ок-ружающие меня люди, но
книги и тетрадки, которые я учу наизусть, и,
кажется, самые стены, в которых я живу. Будем
терпеть, если нет другого исхода.
Далее батюшка пишет, что дьячок наш, Кондратьич,
выехавший куда-то со двора, под
хмельком, во время метели, — пропал и два дня
не было о нем ни слуху, ни духу. Лошадь его
возвратилась домой с пустыми санями. На третий
день Кондратьича нашли в поле, в логу. Он
замерз и лежал на боку, подогнув под себя ноги.
Спину его занесло снегом. Из-за пазухи его
тулупа вынута стклянка с вином и недоеденный
блин. Мир его праху! говорит батюшка и
прибавляет: впрочем, худая трава из поля
вон. . .
Мир его праху! и я скажу в свою очередь.
Как знать? Может быть и он был бы порядочным
человеком, если бы его окружала другая
обстановка, другие лица. Умел же он сработать
отличную телегу, выстругать раму, связать красивую,
узорчатую клетку, никогда не учившись
этому ремеслу. ..
Февраля 1
И когда этот Яблочкин отдохнет хоть на минуту
от своего беспрестанного, горячего труда?
Он изучает теперь немецкий язык и начал уже
переводить Шиллера.
«Что ты, брат, делаешь, — говорю я ему, —
пожалей хоть немного свое здоровье. . .»
— Ничего, — отвечал он, медленно поднимаясь
со стула. Лицо его было бледно и грустно.—
А грудь, душа моя, у меня все болит
да болит. Боль какая-то глухая. Не понимаю,
что это значит. — И он прилег на свою кровать
«Давно ли ты стал заниматься немецким
языком?» — спросил я его, перелистывая от нечего
делать книгу Шиллера, в которой не понимал
ни одного слова.
— Месяца три. Выучил склонения и глаголы
и прямо взялся за перевод. Трудно, Вася. По
правде сказать, мы не избалованы судьбою. Потом
и кровью приходится расплачиваться нам
не только за каждый шаг, но и за каждый вершок
вперед.
«А как идут твои занятия по семинарии?»
— Можно бы сказать —не дурно, если бы к
ним не примешивались истории о тросточках и
тому подобное. Как ты думаешь? Уж не писать
ли мне по этому поводу, конечно, в виде подражания
нашим темам, рассуждение на тему своего
собственного изобретения; «Зависш ли лю­