?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 102
экспонатами. Совершенно очевидно и то, что это справедливо не только в отношении одних лишь
религиозных произведений искусства. Точно такое же ощущение бывает у нас иногда в
антикварном магазине, где продаются старинные предметы, еще окутанные дымкой личной
жизни; это кажется чем-то постыдным, как разновидность кощунства или профанации. И в конце
концов каждое произведение искусства содержит нечто восстающее против профанации.
В этом отношении, как мне представляется, силой решающего доказательства обладает то, что
даже чистое эстетическое сознание знакомо с понятием профанации. Оно склонно воспринимать
разрушение произведений искусства как кощунство, причем слово «кощунство» теперь
употребляется почти исключительно в этой связи в сочетании «художественное кощунство». Это
примечательная черта современной эстетической религии образованности, и к ней можно
присовокупить и некоторые другие свидетельства. Так, например, слово «вандализм», уходящее
своими корнями в средневековье, заново обрело свои права только в период реакции на
якобинские разрушения в эпоху Французской революции. Разрушение произведений искусства
производит впечатление вторжения в мир, защищаемый святостью. Так, даже ставшее
автономным эстетическое сознание не может отрицать, что искусство — это нечто большее,
нежели само это сознание способно воспринять.
Все эти размышления подтверждают, что способ бытия искусства в целом в равной мере
охватывается понятиями
199
представления, игры, а также изображения, причастности и репрезентации, характеризующими
его. Тем самым произведение искусства мыслится как бытийный процесс, а абстракции, в которые
заводит его эстетическое различение, ликвидируются. Изображение — это также процесс
представления. Его указание на прообраз настолько не наносит ущерба его бытийной
автономности, что мы, напротив, имеем глубоко заложенную причину говорить в отношении
изображения о приросте бытия. Применение сакрально-правовых понятий с этих позиций
представляется необходимым и закономерным.
Очевидно, теперь дело за тем, чтобы не дать расплыться особому смыслу представления,
присущего изображению, ограничившись сферой сакрального представления, которое, например,
свойственно символу. Не все формы «представления» обладают характером «искусства». Формами
представления являются и символы, и знаки-пометы. Им также присуща структура указания,
делающая их представлениями.
В связи с логическими исследованиями сущности выражения и значения, предпринятыми в
последние десятилетия, структура указания, свойственная всем этим формам представления,
разрабатывалась особенно интенсивно 21 . Однако здесь мы вспоминаем этот анализ с иным
намерением. Прежде всего нас не касается проблема значения; мы занимаемся сущностью
изображения. Нам нужно познать его своеобразие, не дав завлечь себя на ложный путь
абстракциям, разработанным эстетическим сознанием. Для этого следует изучить пристально эти
феномены, отмеченные указанием, и констатировать общее, а также различающееся.
Сущность изображения как бы находится посередине между двумя крайностями. Эти крайности
представления — чистое указание, сущность знака, и чистое представительство, сущность
символа. И то и другое отчасти содержится и в сущности изображения. Его представление
содержит момент указания на то, что в нем представлено. Мы видели, что это наиболее
отчетливым образом выступает в таких особых формах, как портрет, которому свойственна связь с
прообразом. Тем не менее изображение — это не знак, так как знак есть нечто иное, кроме того,
что требуется его функцией, а она состоит в указании вовне себя. Чтобы быть в состоянии
выполнить эту функцию, он должен хотя бы вначале указать на себя. Оп должен бросаться в глаза,
что означает — отчетливо выделяться и представляться в своем указывающем содержании, как
200
плакат. Тем не менее знак столь же мало является изображением, как и плакат. Он не может
притягивать к себе настолько, чтобы на нем задерживались, так как обязан лишь возвещать
наличие чего-то, что не присутствует, и так, чтобы это неприсутствующее нечто было единственным
подразумеваемым 22 . Следовательно, его собственное изобразительное содержание не
должно приглашать задержаться. То же самое справедливо для всех знаков, например дорожных
указаний, меток и тому подобного. В них есть нечто схематическое и абстрактное, потому что они
должны указывать не на себя, а на то, чего в данный момент нет в наличии, например на
предстоящий поворот или на страницу, до которой дочитана книга. (Даже для естественных
знаков, например предсказывающих погоду, справедливо то, что они обладают указательной
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.