?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 264
миру. Когда миф говорит о праязыке и о смешении языков, то в этом мифическом представлении
отражается, конечно, подлинная загадка, которой является для разума множественность языков,
однако, по сути дела, этот рассказ ставит вещи с ног на голову, утверждая исконное единство
человечества, пользовавшегося неким исконным языком,— единство, уничтоженное якобы в
результате смешения языков. В действительности человек, поскольку он всегда способен и был
способен возвыситься над своим случайным окружением, поскольку его речь дает миру языковое
выражение, с самого начала обладал свободой для вариативной реализации своей языковой
способности.
Возвышение над окружающим миром изначально имеет здесь человеческий, а это значит:
языковой смысл. Животное может покинуть окружающий его мир, может обойти всю землю, не
разрывая, однако, своей связанности окружающим миром. Напротив, возвышение над окружающим
миром является для человека возвышением к миру; он не покидает окружающий его мир, но
становится к нему в другую позицию, в свободное, дистанцированное отно-
514
шение, осуществление которого всегда является языковым. Язык зверей существует лишь per
acquivocationen (по уподоблению). Ведь язык в его употреблении есть свободная и вариативная
возможность человека. Язык вариативен не только в том смысле, что есть также и другие,
иностранные языки, которые мы можем выучить. Язык еще и сам по себе вариативен, поскольку
предоставляет человеку различные возможности для высказывания одного и того же. Даже в
исключительных случаях, каким является, например, язык глухонемых, язык не есть, собственно,
язык жестов, но представляет собой некую замену, отображающую артикулированный язык
голоса с помощью столь же артикулированной жестикуляции. Возможности взаимного
объяснения у животных не знают подобной вариативности. Онтологически это означает, что хотя
они и объясняются друг с другом, но отнюдь не по поводу самих вещей и обстоятельств,
совокупность которых и есть мир. Это со всей ясностью видел уже Аристотель: если крик зверя
лишь призывает его сородичей к определенному поведению, то языковое взаимопонимание с
помощью логоса раскрывает само сущее 10 .
Связь языка с миром определяет и его специфическую фактичность. Дела и обстоятельства — вот
что выражается в языке. Дело, которое обстоит так-то и так-то, здесь есть признание
самостоятельного инобытия, предполагающего особую дистанцию между говорящим и делом. На
этой дистанции основано то, что нечто может отделиться от всего остального как особенное
положение дел и стать содержанием высказывания, понятного также и другим людям. Структура
отделяющегося от всего остального положения дел всегда включает в себя негативный момент.
Быть этим, а не тем: в этом и заключается определенность всего сущего. Существуют,
следовательно, также и принципиально негативные положения. Это та сторона языка, к которой
впервые обратилась греческая мысль. Уже в глухой монотонности основного принципа элеатов о
сопринадлежности бытия и «ноэйн» (мышления, восприятия) греческая мысль следует
принципиальной фактичности языка; Платон же, преодолевая представление элеатов о бытии,
познал в бытии небытие, которое, собственно, и дает возможность говорить о сущем. Правда, как
мы видели, в многоголосии раскрывающего «эйдосы» логоса так и не был по-настоящему
поставлен вопрос о собственном бытии языка, до такой степени греческая мысль была исполнена
фактичностью языка. Рассматривая естественный опыт мира в его языковом оформлении, она
мыслит мир как бытие. Все, что
515
она мыслит в качестве сущего, выделяется как логос, как поддающееся высказыванию положение
дел из охватывающего его целого, образующего мировой горизонт языка. То, что таким образом
мыслится в качестве сущего, не есть, собственно, предмет высказывания, но обретает в высказывании
языковое выражение. Тем самым оно обретает свою истину, свою открытость в
человеческой мысли. Греческая онтология, мыслящая сущность языка с точки зрения высказывания,
основана на фактичности языка.
В противоположность этому следует, правда, подчеркнуть, что язык обретает свое подлинное
бытие лишь в разговоре, то есть при осуществлении взаимопонимания. Это не нужно
представлять себе так, как если бы взаимопонимание было некой «целью» языка. Взаимное
договаривание не есть простое действие, целенаправленный поступок, подобный созданию знаков,
с чьей помощью я мог бы сообщить другим свою волю. Напротив, взаимопонимание как таковое
вообще не нуждается в орудиях в собственном смысле слова. Это жизненный процесс, в котором
проживается сама жизнь человеческого сообщества. В этом смысле человеческое
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.