19.07.2013 Views

?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

SHOW MORE
SHOW LESS

Create successful ePaper yourself

Turn your PDF publications into a flip-book with our unique Google optimized e-Paper software.

Янко Слава (Библиотека <strong>Fort</strong>/<strong>Da</strong>) || slavaaa@yandex.ru 230<br />

владеем языком, то нам уже не только не требуется перевод, но перевод кажется нам<br />

невозможным. Понимание языка само еще не является действительным пониманием и не<br />

включает в себя никакой интерпретации — это жизненный процесс. Мы понимаем язык<br />

постольку, поскольку мы в нем живем: тезис, который, как известно, относится не только к<br />

живым, но также и к мертвым языкам. Герменевтическая проблема состоит, таким образом, вовсе<br />

не в правильном пользовании языком, но в истинном взаимопонимании по тому или иному<br />

поводу, осуществляемом в среде языка. Всякий язык может быть выучен так, что мы уже не<br />

переводим на него с нашего родного языка или, наоборот, e него на наш родной язык, но думаем<br />

на этом языке. Для взаимопонимания в разговоре подобное владение языком является как раз<br />

предварительным условием. Всякий разговор исходит из естественной предпосылки, что<br />

собеседники говорят на одном и том же языке. Лишь там, где возможно языковое<br />

взаимопонимание, понимание и взаимопонимание как таковые становятся действительной<br />

проблемой. Необходимость прибегнуть к переводу есть предельный случай, удваивающий сам<br />

герменевтический процесс, то есть разговор: он превращается в разговор переводчика со вторым<br />

участником и в наш собственный разговор с переводчиком.<br />

Разговор есть процесс взаимопонимания. Поэтому во всяком подлинном разговоре мы вникаем в<br />

слова другого, действительно считаемся с его точкой зрения и ставим себя на его место: не с тем,<br />

однако, чтобы понять его самого как данную личность, но с тем, чтобы понять, что он говорит.<br />

Речь идет о том, чтобы оценить фактическую справедливость его мнения, дабы мы смогли прийти<br />

с ним к согласию по поводу самого обсуждаемого дела. Мы, таким образом, соотносим его мнение<br />

не с ним самим, но с нашими собственными — правильными или ошибочными — мнениями. Там<br />

же, где мы действительно рассматриваем другого в качестве данной личности, как, например, в<br />

случае медицинского опроса или допроса обвиняемого, там ситуация взаимопонимания<br />

отсутствует 1 .<br />

Все то, что характеризует ситуацию взаимопонимания в разговоре, становится собственно<br />

герменевтическим феноменом там, где речь идет о понимании текстов. Возьмем опять-таки<br />

предельный случай, каковым является перевод<br />

448<br />

с чужого языка. Всякий согласится, что перевод текста, как бы глубоко ни вжился и ни<br />

вчувствовался переводчик в своего автора, есть не восстановление того душевного состояния, в<br />

котором находился когда-то пишущий, но воспроизведение самого текста, руководствующееся пониманием<br />

смысла сказанного в этом тексте. Не может быть сомнений, что речь здесь идет об<br />

истолковании, а не о простом повторении того же самого процесса. Текст предстает здесь перед<br />

читателем в новом свете, в свете другого языка. Требование верности оригиналу, которое мы<br />

предъявляем к переводу, не снимает принципиального различия между языками. Как бы мы ни<br />

стремились к точности, мы все равно вынуждены принимать подчас весьма сомнительные<br />

решения. Если мы хотим подчеркнуть в переводе какой-нибудь важный, с нашей точки зрения,<br />

момент оригинала, то нам ничего не остается, как лишь оставить в тени или вообще опустить<br />

другие его моменты. То же самое, однако, характерно и для истолкования. Как и всякое<br />

истолкование, перевод означает переосвещение (Überheilung), попытку представить нечто в новом<br />

свете. Тот, кто переводит, вынужден взять на себя выполнение этой задачи. Он не может оставить<br />

в своем переводе ничего такого, что не было бы совершенно ясным ему самому. Он вынужден<br />

раскрыть карты. Разумеется, возможны пограничные случаи, когда нечто в оригинале (и даже для<br />

«первоначального читателя» ) действительно остается неясным. Однако именно здесь становится<br />

очевидным то стесненное положение, в котором всегда находится переводчик. Здесь он вынужден<br />

отступить. Он должен сказать со всей ясностью, как именно он понимает текст. Поскольку,<br />

однако, он не в состоянии передать все измерения своего текста, постольку это означает для него<br />

постоянный отказ и отречение. Всякий перевод, всерьез относящийся к своей задаче, яснее и. примитивнее<br />

оригинала. Даже если он представляет собой мастерское подражание оригиналу, какието<br />

оттенки и полутона неизбежно в нем пропадают. (В редчайших случаях творческого<br />

подражания эта утрата может быть восполнена чем-то иным или даже вести к новым<br />

достижениям: я думаю сейчас о том своеобразном душевном здоровье, которое проявляется в<br />

бодлеровских «Цветах зла» в переводе Стефана Георге.)<br />

Переводчик часто мучительно осознает дистанцию, отделящую его от оригинала. В самом его<br />

обращении с текстом есть что-то от усилий по достижению взаимопонимания в устной беседе.<br />

Однако это ситуация особенно труд-<br />

449<br />

Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.

Hooray! Your file is uploaded and ready to be published.

Saved successfully!

Ooh no, something went wrong!