?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 34
противопоставление имеет в виду еще и нечто иное, нежели только противоположность знания,
основанного на общих принципах, и знания конкретного, нечто иное, нежели только способность
подведения единичного под общее, которую мы называем «способностью суждения». В нем
скорее действует позитивный этический мотив, входящий в учение римских стоиков о здравом
смысле. Осознание и чувственное преодоление конкретной ситуации требуют такого подведения
под общее, то ость цели, которую преследуют, чтобы достичь того, что правильно. Следо-
63
вательно, такое подчинение уже имеет предпосылкой направленность воли, а это означает
чувственное бытие (εξιζ). Отсюда «фронесис», по Аристотелю,—«духовная добродетель». Он
видит в ней не просто способность, но определенность чувственного бытия, которой не может
быть без всей совокупности «этических добродетелей», и наоборот, они не могут существовать без
нее. Хотя проявление этой добродетели обусловливает различение подходящего и неподходящего,
это не просто практический ум и общая находчивость. Различение ею подходящего и неподходящего
всегда включает в себя и различение уместного и неуместного и подразумевает некоторую
нравственную позицию, которую в свою очередь развивает.
Вот тот мотив, который Аристотель развивал против платоновской «идеи блага» и на который, по
сути, указывает апелляция Вико к здравому смыслу. В схоластике, например, для Фомы
Аквинского здравый смысл — в развитие идей трактата «О душе» 28 — это общий корень внешних
чувств, а также комбинирующей их способности судить о данном, которая присуща всем людям 29 .
Для Вико, напротив, здравый смысл — это чувство правильности и общего блага, которое живет
во всех людях, но еще в большей степени это чувство, получаемое благодаря общности жизни,
благодаря ее укладу и целям. В этом понятии слышится отзвук естественного права, как в κοιναί
εννοιαι (общих идеях) Стои. Но здравый смысл в таком значении — это не греческое понятие и
вовсе не подразумевает χοινή δΰναμις (общую способность), о которой говорит Аристотель в
сочинении «О душе», когда он пытается провести параллель между учением о специфических
чувствах (αΐσϋησις ισΐα) и феноменологическим состоянием, которое показывает любое
восприятие как различение общего и как суждение о нем. Вико скорее опирается на
древнеримское понятие sensus communis в том виде, в каком оно предстает у римских классиков,
которые в противоположность греческому образованию придерживались ценностей и смысла
своих собственных традиций государственной и общественной жизни. Следовательно, уже в
римском понятии здравого смысла можно услышать критическую ноту, направленную против
теоретических спекуляций философов, и Вико подхватывает ее в своем противостоянии
современной ему науке (critica).
Стоит только обосновать историко-филологические штудии и специфику работы в области
гуманитарных наук на этом понятии здравого смысла, как сразу возни-
64
каст нечто, разъясняющее проблему. Ибо предмет этих наук, моральное и историческое
существование человека, обрисовывающееся в его трудах и деяниях, сам по себе решающим
образом определяется здравым смыслом. Так, вывод из общего и доказательство по основаниям не
могут быть достаточными, потому что решающее значение имеют обстоятельства. Но это лишь
негативная формулировка. Существует собственно позитивное познание, опосредуемое здравым
смыслом. Тип исторического познания никоим образом не исчерпывается допущением «веры в
свидетельство со стороны» (Тетенс 30 ) на место «самоосознанного умозаключения» (Гельмгольц).
Дело также и вовсе не в том, чтобы приписать такому знанию лишь ограниченную истинностную
значимость. Д'Аламбер справедливо писал: «Вероятность главным образом относится к области
исторических фактов и вообще ко всем прошедшим, настоящим и будущим событиям, которые мы
приписываем некоей случайности, потому что не можем выяснить их причин. Та часть этого вида
сознания, которая относится к настоящему и прошлому, хотя бы она и была основана на простом
свидетельстве, зачастую производит в нас убеждение столь же сильное, как то, которое
порождают аксиомы» 31 .
К тому же история — это совершенно иной источник истины, нежели теоретический разум. Уже
Цицерон имел это в виду, когда называл ее жизнью памяти (vita memoriae) 32 . Ее собственное
право основано на том, что нельзя управлять человеческими страстями, пользуясь общими
предписаниями разума. Для этого скорее приспособлены убедительные примеры, которые может
предоставлять только история. Поэтому Бэкон называет историю, дающую такие примеры, другим
путем философствующих (alia ratio philosophandi) 33 .
Это также вполне негативная формулировка. Но мы увидим, что во всех этих эволюциях понятия
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.