?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)
?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)
?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)
You also want an ePaper? Increase the reach of your titles
YUMPU automatically turns print PDFs into web optimized ePapers that Google loves.
Янко Слава (Библиотека <strong>Fort</strong>/<strong>Da</strong>) || slavaaa@yandex.ru 327<br />
таким же сокращением нашего опыта в произведении искусства, как историческое сознание и<br />
историзм являются сокращением исторического опыта? И так же ли оно независимо от времени?<br />
Проблема конкретизируется в понятии Кьеркегора «одновременность», которое подразумевает не<br />
вездесущность в смысле исторического представления, а ставит проблему, которую я позже назвал<br />
проблемой применения. Затронутое мною различие между одновременностью и эстетической<br />
симультанностью имеет тот же смысл, что и<br />
638<br />
у Кьеркегора,— хотя, конечно, в другом применении понятия,— что я и хочу защитить от<br />
возражения Бормана 23 . Когда он ссылается на заметки в дневнике: «Положения одновременности<br />
добиваются», то я утверждаю то же самое, когда я говорю о «тотально опосредованном», то есть о<br />
том, что включает и непосредственную одновременность. Конечно, для того, кто помнит стиль<br />
речи Кьеркегора в его полемике против «медитации» вслух, это звучит как возвращение к Гегелю.<br />
Здесь мы наталкиваемся на типичные трудности, которые уготованы любой попытке сохранить<br />
дистанцию по отношению к понятийной принудительности гегелевской системы, диктуемой ее<br />
завершенностью. Она поджидает Кьеркегора точно так же, как и собственную мою попытку<br />
сформулировать свой водораздел с Гегелем с помощью кьеркегоровского понятия. Так, я<br />
придерживался сначала Гегеля, чтобы подчеркнуть масштабы герменевтического посредничества<br />
между прошлым и сегодня — против наивного непонимания исторического взгляда. В этом<br />
смысле Гегель конфронтирует у меня со Шлейермахером [см. выше, с. 218 и сл.). Но в<br />
действительности я делаю шаг дальше гегелевского понимания историчности духа. Гегелевское<br />
понятие «религии искусства» подчеркивает как раз то, что порождает мое герменевтическое<br />
сомнение в эстетическом сознании: искусство — не как искусство, а как религия, как присутствие<br />
божественного, высшая возможность его самого. Но если у Гегеля все искусство объясняется как<br />
нечто прошедшее, то оно как будто бы «высосано» историческим воспоминанием, и как прошедшее<br />
оно достигает эстетической одновременности. Понимание этой связи ставит передо мною<br />
герменевтическую задачу: отделить действительный опыт искусства — а не познание искусства<br />
как искусства — от эстетического сознания с помощью понятия эстетического смешения. Такая<br />
задача кажется мне закономерной проблемой, которая не вытекает из культа истории, а является<br />
необозримой для нашего опыта искусства. Рассматривать ли «искусство» как изначально<br />
современное внеисторичное, или как историческое событие культурного значения 24 ,— фальшивая<br />
альтернатива. Гегель прав. И потому я могу не следовать еще и сегодня критике Оскара Беккера 25 ,<br />
как и какому-нибудь историческому объективизму, который в известных границах, конечно, имеет<br />
значение: задача герменевтической интеграции остается. Можно сказать, что это больше<br />
соответствует этической, чем религиозной стадии Кьеркегора. Здесь Борман прав. Но не со-<br />
639<br />
держит ли этическая стадия у Кьеркегора некоторое понятийное засилие и не становится ли она<br />
религиозно трансцендированной, хотя и не иначе, чем «предостерегающе»?<br />
На гегелевскую эстетику сейчас обращают большое внимание. И по праву: она дала единственное,<br />
поныне действительное разрешение конфликта между вневременным притязанием эстетического<br />
и исторической одноактностью произведения и мира, мысля их вместе и тем самым делая<br />
искусство как целое «памятливым». Ясно, что здесь связаны друг с другом две вещи: то, что<br />
искусство с зарождением христианства не является больше высшим видом истины, откровением<br />
божественного и, следовательно, стало искусством рефлексии и, с другой стороны, то, к чему<br />
движется дух — представление и понятие, религия откровения и философия,— ведет как раз к<br />
тому, чтобы искусство отныне понимали в качестве именно искусства, а не чего-нибудь другого.<br />
Переход от искусства рефлексии к рефлексии по поводу искусства, переливание их друг в друга<br />
мне представляется не сглаживанием различного 26 , а предметной доказательностью содержания<br />
гегелевского взгляда. Рефлексивное искусство является не только поздней фазой эпохи искусства,<br />
а есть уже переход к такому знанию, при котором искусство только и становится искусством.<br />
Сюда примыкает особый вопрос, которым до сих пор в общем пренебрегали: не следует ли<br />
выделить языковые искусства в пределах иерархии искусства, чтобы доказать с их помощью этот<br />
переход? Р. Виль 27 убедительно показал, что в понятии действия, которое является центральным<br />
для драматической формы искусства, нужно искать связующее звено для драматургии диалектического<br />
мышления. В действительности это один из тех глубокомысленных взглядов Гегеля,<br />
который просвечивает сквозь понятийную систему его эстетики. Не менее значительным мне<br />
кажется то, что такой переход заложен уже там, где речевой характер как таковой выступает<br />
впервые, а именно — в лирике. В ней как раз действие не изображается, и в том, что сегодня<br />
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.