?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 219
собеседники Сократа не в силах найти ответ на его затруднительные вопросы, пытаются
переменить тактику и сами притязают на кажущуюся им более выгодной роль спрашивающего —
именно тогда они терпят окончательное крушение 26 . За этим комедийным мотивом Платоновых
диалогов стоит критическое различение между подлинными и неподлинными речами. Тот, кто в
своих речах стремится лишь оказаться правым, а вовсе не проникнуть в суть дела, тот, конечно,
считает спрашивание чем-то более легким, чем ответствование. Ведь при этом нам не угрожает
опасность, что мы окажемся не в состоянии ответить на какой-либо вопрос. В действительности,
однако, повторяющаяся несостоятельность собеседников показывает, что тот, кто полагает, что он
все знает лучше, вообще не способен спрашивать. Чтобы быть в состоянии спрашивать, следует
хотеть знать, то есть знать о своем незнании. В комедийной смене вопросов и ответов, знания и
незнания, которую рисует Платон, раскрывается необходимость предварительного вопроса для
всякого познания, всякого речения, раскрывающих суть дела. Речение, призванное раскрыть дело,
нуждается в том, чтобы вопрос это дело вскрыл.
В силу этого способ, которым осуществляется диалектика, есть вопрошание и ответствование,
или, лучше сказать, он заключается в том, что всякое знание проходит через вопрос. Спрашивать
— значит выводить в открытое. Открытость спрашиваемого состоит в неустановленности ответа.
Спрашиваемое должно пребывать в состоянии неопределенности по отношению к решающему,
устанавли-
427
вающему истину высказыванию. Смысл спрашивания и заключается в том, чтобы подобным
образом раскрыть спрашиваемое в его проблематичности. Оно должно быть приведено в
состояние неопределенности, когда «за» и «против» уравновешиваются. Смысл любого вопроса
обретает завершенность, лишь проходя через подобную неопределенность, в которой вопрос
становится открытым вопросом. Всякий подлинный вопрос требует открытости. Если она
отсутствует, то вопрос остается в конечном счете лишь видимостью вопроса, лишенной
подлинного смысла. Нам знакомо это по педагогическим вопросам, своеобразная сложность и
парадоксальность которых заключается в том, что они представляют собой вопросы без действительно
спрашивающего. Аналогичен по своему характеру и риторический вопрос, лишенный не
только действительно спрашивающего, но и действительно спрашиваемого.
Однако открытость вопроса не безгранична. Скорее она включает в себя определенную
ограниченность горизонтом вопроса. Вопрос, лишенный этого горизонта, уходит в пустоту.
Вопрос становится вопросом лишь тогда, когда расплывчатая неопределенность направления,
которое он указывает, превращается в определенное «так или этак», иными словами, вопрос
должен быть поставлен. Постановка вопроса предполагает открытость, но вместе с тем и ее
ограничение. Она имплицирует ясную фиксацию несомненных предпосылок, которые и
позволяют увидеть сомнительное, то, что еще открыто для решения. Поэтому постановка вопроса
также может быть правильной или ложной, в зависимости от того, проникает ли она в сферу
действительно открытого или нет. Ложной мы называем такую постановку вопроса, которая не
достигает открытого, но, удерживая ложные предпосылки, лишь закрывав; его. Оставаясь тем не
менее вопросом, она создает видимость открытости и возможности решения. Однако там, где
проблематическое не отделено — или неправильно отделено — от действительно неколебимых
предпосылок, там оно по-настоящему не раскрывается, и какое-либо решение в этом случае
невозможно.
Поскольку вопрос выводит в открытое, постольку он всегда охватывает и то, что высказывается в
положительном, и то, что высказывается в отрицательном суждении. На этом основана
существенная связь между вопрошанием и знанием. Ведь сущность знания заключается в том, что
оно не только выносит правильное суждение, но одновременно с этим и на тех же основаниях
исключает непра-
428
вильное. Решение вопроса есть путь к знанию. Вопрос решается в силу того, что основания в
пользу одной возможности преобладают над основаниями в пользу другой; полным знанием это
еще, однако, не является. Лишь после разбора контраргументов, лишь после того, как мы
удостоверились в их несостоятельности,— лишь тогда мы действительно знаем само дело.
Все это известно нам, в особенности по средневековой диалектике, которая приводит не только
pro и contra и затем свое собственное решение, но в конце концов разбирает все аргументы вообще
и отводит им надлежащее место. Эта форма средневековой диалектики является не просто
следствием системы преподавания путем диспута. — наоборот, в основе такой системы лежит
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.