?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 325
нашей человеческой практики? Во всяком случае, он является всеобщей формой осуществления
рефлексии. Это не значит, что он занимается только применением разумного средства к
достижению заранее данных целей. Он не ограничен областью целесообразности. В данном
пункте герменевтика едина с идеологической критикой «теории познания», поскольку эта теория
считает принципом общественной практики имманентную логику и приме-
634
нение результатов исследования. Герменевтическая рефлексия скорее поднимает и саму цель до
осознания, но вовсе не в смысле высшей цели, поставленной предшествующему знанию и
фиксированию,— цели, за которой лишь следует рефлексия о целесообразности средств. Это скорее
обольщение, возникающее из действий технического разума в его области,— думать только о
правильном выборе средств и считать вопрос о цели предрешенным.
В последнем, формальном смысле у всей человеческой практики есть, конечно, нечто
предрешенное — а именно то, что отдельный человек, как и общество, направлен на «счастье».
Это, по-видимому, естественное высказывание об очевидной разумности. Здесь мы должны согласиться
с Кантом: счастье — это идеал воображения, и оно лишено какой бы то ни было
определенности. Однако наша практическая потребность разума требует, чтобы мы размышляли и
о своей цели с такой же определенностью, как и о соответствующем ему средстве, то есть чтобы
мы были в состоянии в наших действиях сознательно предпочесть возможность действия другого
и в конечном счете подчиниться цели другого. Мы далеки от того, чтобы принимать данный
порядок социальной жизни в качестве предпосылки и в таких узких рамках заниматься единообразными
практическими размышлениями о выборе; мы скорее подчиняемся более своеобразной
последовательности при любом решении, с которым мы встречаемся.
Последовательность присуща любому виду разумности, в том числе и техническому, при котором
постоянно пытаются рационально следовать ограниченной цели. Однако вне технически
овладеваемой рациональности цели последовательность по-настоящему играет свою роль только в
практическом опыте. Здесь она не является уже само собою разумеющимся средством выбора,
ради соблюдения которого Макс Вебер допускал значительный риск в области социальнополитической
деятельности, столь искаженной эмоциями. Речь, скорее, идет о последовательности
самой возможности воли. Тот, кто находится в настоящей ситуации выбора, нуждается в критерии
предпочтительного, которым он руководствуется, осуществляя свою рефлексию, направленную на
решение. Ее результат всегда нечто большее, чем просто правильное упорядочение с помощью
ориентирующего критерия. Что считать правильным — определяет сам критерий, и не только так,
что будущее решение становится заранее известным, но и так, что решительность
подготавливается к определенным целям деятельности. Последовательность
635
имеет здесь, в конце концов, значение континуальности, которая одна только и составляет
содержательную идентичность самой себе. Верно, что морально-философская рефлексия Канта
была признана в качестве формального характера нравственного закона, в противовес всякому
утилитарно-техническому расчету. Но, исходя из этого определения «правильного», можно
вывести линию правильной жизни, начиная от аристотелевского представления о ней и до
традиции, сохранившейся до настоящего времени; и нужно согласиться с Аристотелем в том, что
эта ведущая линия, общественно преформированная, должна постоянно определяться далее, когда
мы встречаем «критические» решения,— вплоть до такой определенности, когда мы сознательно
больше ничего другого не можем хотеть, то есть когда наш «этос» становится нашей второй
«природой» 22 . Так образуется линия жизни как отдельного человека, так и общества; и дело
обстоит, разумеется, так — и только так, что идеал младшего поколения изменяется по
отношению к идеалу старшего, чтобы со своей стороны снова, под воздействием конкретной
практики, дальше определять свое поведение на собственном поле действий и в своей целевой
сфере, и это означает укрепляться.
Где действует здесь эмансипирующая рефлексия? Я бы сказал: повсюду; конечно, действует таким
образом, что, ликвидируя старые представления о цели, она опять по-новому сама себя
конкретизирует. Следовательно, эмансипирующая рефлексия послушна только ходу закона самой
исторической и общественной жизни. Я думаю, она стала бы пустой и недиалектической, если бы
ее захотели мыслить как идею совершенной рефлексии, в которой общество поднималось бы от
постоянного процесса эмансипации — в котором оно освобождало бы само себя от традиционных
связей и создавало бы новые обязательные действия — к окончательному, свободному и
рациональному самообладанию.
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.