?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 234
Скорее то, что является литературой, стяжало себе некую современность по отношению ко всякой
современности. Понимать ее — не значит делать выводы об исчезнувшей жизни, но самим по себе
в настоящий момент быть причастными к сказанному. Речь идет здесь, собственно, не об
отношениях между двумя лицами, к примеру читателем и автором (автор может быть вообще
неизвестен), но о причастности к тому
455
сообщению, которое делает нам текст. Там, где мы понимаем, этот смысл сказанного всегда
присутствует, совершенно независимо от того, можем ли мы но этому тексту составить себе
представление о его авторе или нет, и независимо от того, стремимся ли мы вообще использовать
данный текст как источник информации о прошлом.
Вспомним, что изначально и прежде всего задачей герменевтики было понимание текстов. Лишь
Шлейермахер ограничил значение письменной фиксации для герменевтической проблемы, увидев,
что проблема понимания существует также и применительно к устной речи, больше того, что
именно здесь она находит свое подлинное завершение. Выше [см. с. 232 и сл., 351 и сл.] мы
показали, каким образом психологический оборот, который он тем самым придал герменевтике,
закрыл собственно историческое измерение герменевтического феномена. В действительности
письменность имеет для герменевтического феномена центральное значение постольку, поскольку
в письменном тексте свобода от писца или автора, точно так же как и от определенного адресата,
обретает свое подлинное бытие. То, что зафиксировано письменно, словно поднимается у нас на
глазах в такую смысловую сферу, к которой в равной мере причастны все, умеющие читать.
Конечно, письменность кажется вторичным по отношению к языку вообще феноменом. Ведь в
основе языка письменных знаков лежит собственно язык, язык устной речи. Тот факт, однако, что
язык способен к превращению в письменность, отнюдь не является вторичным для самой его
сущности. Напротив, эта способность покоится на том, что речь (Sprechen) сама причастна к
чистой идеальности смысла, возвещающего в ней о себе. В письменности этот смысл сказанного в
устной речи (das Gesprochenen) существует в чистом виде и для себя, освобожденный от всех
эмоциональных моментов выражения и сообщения. Текст хочет быть понятым не как жизненное
проявление (Lebensausdruck), но в том, что он говорит. Письменность есть абстрактная
идеальность языка. Поэтому смысл той или иной записи принципиально поддается
идентификации и воспроизведению. Лишь то, что в воспроизведении остается идентичным, и
было действительно записано. Отсюда ясно, что здесь не может быть речи о воспроизведении в
строгом смысле слова. Под воспроизведением здесь понимается не возвращение к какому-то
изначальному процессу, в котором нечто было сказано или записано. Понимание при чтении
текста означает не повторение чего-то уже бывшего, но причастность к настоящему смыслу.
456
Методическое преимущество, которым обладает письменность, состоит в том, что
герменевтическая проблема выступает здесь в своем чистом виде, свободная от всех
психологических моментов. Разумеется, то, что, на наш взгляд и с точки зрения наших задач,
является методическим преимуществом, есть вместе с тем проявление специфической слабости,
характерной для всего письменного в еще большей мере, чем для языка как такового. Задача
понимания встает перед нами с особенной ясностью, как только мы осознаем эту слабость всего
письменного. Для этого, опять-таки, достаточно вспомнить Платона, видевшего своеобразную
слабость письменной речи в том, что «письменам» никто не может прийти на помощь, когда они
становятся жертвой произвольного или непроизвольного непонимания 5 .
Как известно, Платон считал письмо еще более беспомощным, чем устную речь (το άσθενέςτών
λόγων), и если в случае этой последней он требует прибегнуть к диалектике, дабы прийти на
помощь ее слабости, в случае же письменной речи считает это безнадежным, то здесь следует
видеть, конечно же, ироническое преувеличение, которым он окутывает свой собственный
литературный труд и искусство. В действительности с писанием дело обстоит так же, как и с
речью. Как в одном случае существует искусство видимости и искусство истинного мышления,
софистика и диалектика, так же существует и соответственно разделенное искусство письма, так
что одно служит софистике, другое диалектике. В самом деле, существует искусство писания,
способное прийти на помощь мысли, и именно к нему следует отнести искусство понимания,
оказывающее такую же помощь написанному. Все письменное, как мы говорили, есть своего рода
отчужденная речь и нуждается в обратном превращении своих знаков в речь и смысл. Поскольку
из-за письменности смысл претерпевает своего рода самоотчуждение, постольку это обратное
превращение и предстает перед нами как собственно герменевтическая задача. Смысл сказанного
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.