?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 206
неизбежно обрывается где-то в неопределенной открытости. Он может и, более того, он должен
сознаться себе в том, что грядущие поколения поймут иначе то, что он прочел в своем тексте. То,
что относится ко всякому читателю, относится и к историку. Отличие лишь в том, что для
историка речь идет об историческом предании в целом, которое, если он хочет понять его, он
должен опосредовать настоящим своей собственной жизни и которое он раскрывает тем самым
для будущего.
Итак, мы тоже признаем внутреннее единство филологии и истории; мы усматриваем его,
однако, не в универсальности исторического метода, не в объективирующей подмене
интерпретатора первоначальным читателем и не в исторической критике предания как такового —
напротив, мы усматриваем его в том, что и история, и филология должны совершить аппликацию,
которая различается лишь масштабами. Если филолог понимает данный текст, а это значит, в
указанном смысле: понимает в нем себя самого, то также и историк понимает великий,
угадываемый им текст мировой истории — в котором всякий данный текст есть лишь буква, лишь
обломок смысла, — и он точно так же понимает в этом великом тексте себя самого. Оба, как
филолог, так и историк, возвращаются тем самым на свою истинную родину из того изгнания,
того забвения себя самих, в котором держало их мышление, ориентирующееся исключительно на
методологический идеал современной науки. Та общая почва, на которой они сходятся как на
своем истинном основании, есть действенно-историческое сознание.
Таким образом, модель юридической герменевтики действительно оказалась плодотворной.
Юрист, который, исполняя свои судейские обязанности, сознает свое право на расширение закона
по сравнению с первоначальным смыслом законодательного текста, делает именно то, что само
собою происходит при всяком понимании. Старое единство герменевтических дисциплин вновь
вступает в свои права, если мы распознаем действенно-историческое сознание во всей той
герменевтической работе, которую проделывают как филолог, так и историк.
Теперь проясняется смысл той аппликации, которая имеет место во всех формах понимания.
Аппликация — это не приложение к конкретному случаю некоего всеобщего,
402
которое было изначально дано и понято само по себе, но аппликация и есть действительное
понимание самого всеобщего, которым является для нас данный текст. Понимание оказывается
родом действия (Wirkung) и познает себя в качестве такового.
3. Анализ действенно-исторического сознания
а) ГРАНИЦЫ РЕФЛЕКСИВНОЙ ФИЛОСОФИИ
Теперь следует спросить себя: как связаны здесь знание и действие? Выше мы подчеркивали, что
действенно-историческое сознание не равняется исследованию истории тех воздействий, которые
оказывало какое-либо произведение, как бы того следа, который за ним тянется, что оно скорее
есть сознание самого произведения и постольку само производит некое действие [см. с. 355]. Все
наши рассуждения об образовании и слиянии горизонтов и призваны были описать способ
реализации действенно-исторического сознания. И все-таки: что же это за сознание? Здесь скрыта
решающая проблема. Можно сколько угодно говорить о том, что действенно-историческое сознание
как бы вложено в само действие, — все равно остается впечатление, что оно в качестве
именно сознания обладает по самому своему существу возможностью подняться над тем,
сознанием чего оно является. Структура рефлективности необходимым образом дается вместе со
всяким сознанием. Она должна, следовательно, распространяться также и на действенноисторическое
сознание.
Это можно выразить еще и так: говоря о действенно-историческом сознании, не оказываемся ли
мы в сфере имманентной закономерности рефлексии,— закономерности, уничтожающей всякую
непосредственную затронутость (Betroffenheit), которую мы имеем в виду, говоря о воздействии.
Не будем ли мы вынуждены тем самым согласиться с Гегелем и не окажется ли, что фундаментом
герменевтики должно быть для нас в конце концов именно абсолютное опосредование истории и
истины, как его мыслил Гегель?
Этот вопрос нельзя принимать чересчур всерьез, если вспомнить об историческом мировоззрении
и о его развитии от Шлейермахера до Дильтея. Везде наблюдалось одно и то же. Возникает
впечатление, что требование построения герменевтики может быть выполнено лишь в
403
бесконечности знания, в мыслительном опосредовании современностью предания в целом. Это
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.