19.07.2013 Views

?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

SHOW MORE
SHOW LESS

You also want an ePaper? Increase the reach of your titles

YUMPU automatically turns print PDFs into web optimized ePapers that Google loves.

Янко Слава (Библиотека <strong>Fort</strong>/<strong>Da</strong>) || slavaaa@yandex.ru 36<br />

призвано служить коррекции преувеличений в философских спекуляциях. Но одновременно при<br />

этом понятие здравого смысла концентрируется на обществе: «Он служит тому, чтобы направлять<br />

нас в общественных делах или в общественной жизни, когда наши способности к рассуждению<br />

покидают нас в темноте». Философия здорового человеческого разума (good sense) у<br />

представителей шотландской школы выступает не только как целительное средство против «лунатизма»<br />

метафизики, она еще и содержит основы моральной философии, воистину<br />

удовлетворяющей жизненные потребности общества.<br />

67<br />

Моральные мотивы в понятии здравого смысла или доброго смысла (common sens, bon sens)<br />

действенны по сей день и отличают это понятие от нашего понятия здорового человеческого<br />

разума. В качестве примера сошлюсь на прекрасную речь о здравом смысле, произнесенную в<br />

1895 году Анри Бергсоном в связи с присуждением ему премии в Сорбонне 39 . Его критика<br />

абстракций естественных наук, как и абстракций языка и правового мышления, его бурный<br />

призыв к «внутренней энергии ума, которая постепенно отвоевывает самое себя, устраняя<br />

отжившие идеи, с тем чтобы оставить место идеям, находящимся в процессе становления» (с. 88),<br />

выступали во Франции от имени здравого смысла. Определение этого понятия хотя и содержит,<br />

естественно, намек на связь с чувствами (sens), но для Бергсона явно само собой разумеется, что в<br />

отличие от чувств здравый смысл реализуется на социальном уровне. «В то время как другие<br />

чувства ставят нас в некое отношение к вещам, здравый смысл руководит нашими отношениями с<br />

людьми» (с. 85). Это нечто вроде гения практической жизни, но в меньшей степени дар, нежели<br />

постоянная задача «постоянно обновляемой корректировки вечно новых ситуаций», работа по<br />

приспособлению к действительности общих принципов, в ходе которой реализуется справедливость,<br />

«такт практической истины», «правильность суждения, происходящая от полноты души»<br />

(с. 88). По Бергсону, здравый смысл — это общий источник мышления и воли к общественному<br />

сознанию, который в равной степени избегает ошибок научных догматиков, ищущих социальные<br />

законы, и ошибок метафизиков-утопистов. «Может быть, у него, строго говоря, нет метода, но<br />

скорее некоторый способ действования». Хотя Бергсон и говорит также о значении для развития<br />

этого здравого смысла классических штудий, видя в них попытки сломать «словесный лед» и<br />

открыть под ним свободный поток мыслей (с. 91), он, однако же, не ставит обратного вопроса о<br />

том, насколько сам здравый смысл способствует этим штудиям, то есть не говорит о его<br />

герменевтической функции. Его проблема вовсе не направлена в область науки, а только на<br />

самостоятельную ценность здравого смысла для жизни. Подчеркнем здесь лишь<br />

самостоятельность, с которой морально-политическое значение этого понятия сохраняет ведущее<br />

положение у него и его сторонников.<br />

Примечательно, что для самоосознания современных гуманитарных наук в XIX веке<br />

определяющей была не<br />

68<br />

моралистическая традиция философии, которой придерживались Вико и Шефтсбери и которая<br />

представлена прежде всего во Франции, классической стране здравого смысла, а немецкая<br />

философия эпохи Канта и Гёте. В то время как в Англии и в романских странах понятие здравого<br />

смысла еще и сегодня не только служит критическим паролем, но и обозначает общее качество<br />

граждан государства, в Германии сторонники Шефтсбери и Хатчесона уже в XVIII веке не<br />

приняли социально-политического содержания, подразумевавшегося в «здравом смысле».<br />

Школьная метафизика и популярная философия XVIII века, в какой бы сильной степени они ни<br />

были ориентированы, поучаясь и подражая, на ведущие страны Просвещения, то есть на Англию и<br />

Францию, не смогли с ними сродниться: для этого отсутствовали как минимум общественные и<br />

политические условия. Понятие здравого смысла было принято, но при этом его полностью<br />

лишили политической значимости, и оно потеряло свое собственно-критическое значение. Теперь<br />

под здравым смыслом понималась всего-навсего теоретическая способность суждения, которая<br />

выступала наряду с нравственным сознанием (совестью) и вкусом. Так это понятие было<br />

подчинено схоластике, критика которой затем была предпринята Гердером в четвертом<br />

«критическом лесочке», направленном против Риделя, и благодаря Гердеру стала предтечей<br />

историзма и в области эстетики.<br />

Однако здесь существует знаменательное исключение: пиетизм. В борьбе против «школы», то<br />

есть против притязаний науки, в стремлении их ограничить объединялись и такой «гражданин<br />

мира», как Шефтсбери, и проповедник, стремящийся завоевать сердца своей паствы. Швабский<br />

пиетист Этингер открыто присоединился к защищавшему здравый смысл Шефстбери. Мы<br />

Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.

Hooray! Your file is uploaded and ready to be published.

Saved successfully!

Ooh no, something went wrong!