?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)
?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)
?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)
Create successful ePaper yourself
Turn your PDF publications into a flip-book with our unique Google optimized e-Paper software.
Янко Слава (Библиотека <strong>Fort</strong>/<strong>Da</strong>) || slavaaa@yandex.ru 63<br />
теоретическое противопоставление символа и аллегории остается только отдельным проявлением<br />
общей направленности на значимое, которую он ищет повсюду. Так, он применяет понятие<br />
символа, например, к цвету, потому что и здесь «истинное отношение одновременно выражает и<br />
значение», в чем явственно проглядывает традиционная герменевтическая схема аллегорического,<br />
символического и мистического 71 , вплоть до того, что пишет об этом слове следующее: «Все, что<br />
происходит, есть символ, и при том, что он полностью изображает себя самого, указывает он на<br />
остальное» 72 .<br />
В философской эстетике подобное словоупотребление могло оказаться на месте прежде всего в<br />
отношении греческой «религии искусства». Это отчетливо демонстрирует развитие Шеллингом<br />
философии искусства из мифологии. Карл-Филипп Мориц, к которому Шеллинг при этом<br />
апеллирует, в своем «Учении о богах» уже указывал, что мифологическое творчество<br />
«растворяется в пустой аллегории», однако он еще не употреблял наименования «символ»<br />
применительно к этому «языку фантазии». Шеллинг, напротив, пишет: «Мифологическое сказание<br />
в отдельности должно понимать не схематически и не аллегорически, но символически. Ибо<br />
требование абсолютного художественного изображения таково: изображение под знаком полной<br />
неразличимости, т. е. именно такое, чтобы общее всецело было особенным, а особенное в свою<br />
очередь всецело было общим, а не только обозначало его...» 73 .<br />
Представляя таким образом в критике гейневской концепции Гомера подлинное соотношение<br />
мифологии и аллегории, Шеллинг тем самым подготавливает для понятия символа центральное<br />
место в философии искусства. Близок к этому и встреченный нами у Зольгера тезис о<br />
символичности всякого искусства 74 . Этим Зольгер хочет сказать, что произведение искусства —<br />
это «фор-<br />
121<br />
ма бытия самой идеи», а вовсе не то, что значением произведения является найденная наряду с<br />
ним идея. Скорее для произведения искусства как творения гения характерно то, что его значение<br />
заложено в самом явлении, а не вкладывается в него произвольно. Шеллинг опирается на<br />
немецкий перевод слова «символ» выражением «осмысленный образ» (Sinnbild), утверждая, что<br />
«мы желаем, чтобы предмет абсолютного художественного изображения был столь же<br />
конкретным и подобным лишь себе, как образ, и все же столь же обобщенным и осмысленным,<br />
как понятие» 75 . На деле в определении понятия символа уже у Гёте решающее значение придается<br />
тому, что в нем получает существование сама идея. Лишь потому, что в понятие символа<br />
имплицитно включается внутреннее единство символа и символизируемого, оно смогло подняться<br />
до уровня универсального основного понятия эстетики. Символ подразумевает совпадение<br />
чувственного явления и сверхчувственного значения, и это совпадение, как и в случаях с<br />
первоначальным смыслом данного слова в греческом и с его терминологическим употреблением в<br />
религиозных конфессиях,— это не дополнительное соподчинение, как для знаковых имен, а<br />
объединение того, что и должно существовать целокупно: всякая символика, посредством которой<br />
«священство отражает высшее знание», основана скорее на том «изначальном соединении» богов<br />
и людей, по словам Фридриха Кройцера 76 , «символика» которого ставит вызвавшую множество<br />
споров задачу выявления загадочной символики доисторических эпох.<br />
Расширение понятия символа до эстетического универсального принципа происходило, однако, не<br />
без сопротивления, так как внутреннее единство образа и значения, составляющее символ, не<br />
просто. Символ не соединяет автоматически мир идей с чувственным миром; он позволяет<br />
задуматься о несоответствии формы и сущности, выражения и содержания. В особенности существенна<br />
зависимость от возникающего напряжения религиозной функции символа. То, что на<br />
основе этого напряжения возможно моментальное и тотальное пересечение в рамках культа<br />
явления и бесконечного, предполагает, что существует внутренняя соединенность конечного и<br />
бесконечного, наполняющая символ значением. Религиозная форма символа тем самым точно<br />
соответствует первоначальному греческому определению этого слова — быть разделением<br />
единого и единением двойственности.<br />
122<br />
Несоизмеримость формы и сущности существенна для символа в той мере, в какой его значение<br />
способно выходить за пределы его чувственной постигаемости. В этой несоизмеримости<br />
коренится тот характер неустойчивости и неуравновешенности между формой и сущностью,<br />
который свойственен символу; очевидно, несоизмеримость тем сильнее, чем темнее и<br />
значительнее символ, и тем ограниченнее, чем сильнее значение пронизывает форму; этой идее<br />
следовал Кройцер 77 . Ограничение Гегелем употребления символического символизмом<br />
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.