?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 150
текст, который следует расшифровать и понять в его собственном смысле. Так, всякая встреча с
текстом для романтической герменевтики есть встреча духа с самим собой. Всякий текст
достаточно чужд для того, чтобы представлять собой задачу, и достаточно близок для того, чтобы
подобная задача была принципиально разрешимой и тогда, когда о тексте неизвестно ничего
другого, кроме того, что он — текст, произведение, дух.
Образцом герменевтики у Дильтея, аналогично тому, что мы видели у Шлейермахера, служит
достигаемое в отношении между «Я» и «Ты» конгениальное понимание. Понимание текстов
обладает той же самой возможностью совершенной адекватности, что и понимание «Ты». Мнение
автора следует уяснить непосредственно из авторского текста. Интерпретатор абсолютно
одновременен со своим автором. Триумф филологического метода состоит в том, чтобы понять
прошедший дух как современный, чужой — как близкий. Дильтей целиком и полностью
преисполнен этим триумфом, на нем он основывает равенство наук о духе с естественными
науками. Как естественнонаучное познание в ответ на адресованный ему вопрос всегда
обращается к действительному за разъяснением, заложенным в нем самом, так представитель наук
о духе задает вопросы текстам.
Дильтей полагал, что тем самым он выполняет долг, который считал для себя обязывающим,—
гносеологически оправдать науки о духе, мысля исторический мир как подлежащий расшифровке
текст. Он действительно пришел к выводу, который, как мы видели, никогда в полной мере не
могла признать историческая школа. Конечно, Ранке назвал святой задачей историка расшифровку
иероглифов истории. Но установка, согласно которой историческая действительность является
столь чистым отпечатком смысла, который нужно только расшифровать, подобно тексту, в
сущности, не отвечала больше глубинной тенденции исторической школы. Между тем Дильтей,
интерпретатор данного исторического миросозерцания, был вынужден (как порою также Ранке и
Дройзен) сделать этот вывод, поскольку герменевтика служила для него
291
образцом. Следствием такого вывода явилось то, что история в конце концов была сведена к
истории духа. Дильтей со своим полуотрицанием и полупризнанием гегелевской философии духа
действительно признает и исповедует такую редукцию. В то время как шлейермахеровская
герменевтика основывалась на искусственной методологической абстракции, пытавшейся создать
универсальный инструмент духа, с помощью которого она хотела высказать искупительную силу
христианской веры, для Дильтеевского основоположения наук о духе герменевтика была чем-то
большим, чем просто средством. Она — универсальная среда исторического сознания, для
которого не существует другого познания истины, чем понимание выражения и в выражении —
жизни. В истории все является понятным. Ибо все есть текст: «Подобно буквам слова, жизнь и
история имеют смысл» 53 . Таким образом, Дильтей в конечном счете мыслил исследование
исторического прошлого как расшифровку, а не как исторический опыт.
Нет сомнений в том, что при подобном подходе не воздается должного истине исторической
школы. Романтическая герменевтика и филологический метод, на котором она вырастает,
недостаточны в качестве базиса истории; также малоудовлетворительно заимствованное Дильтеем
из естественных наук понятие индуктивного метода. Исторический опыт, каким его, по сути дела,
мыслит Дильтей, позволяет извлечь общие эмпирические правила, но их методологическая
ценность не тождественна познанию законов, под которые можно однозначно подвести все действительные
случаи. Напротив, эмпирические правила требуют опыта при своем употреблении и в
принципе лишь при таком употреблении являются тем, что они есть в действительности. Ввиду
этого следует признать, что познание в науках о духе не тождественно познанию в индуктивных
науках, а имеет совершенно инородную объективность и достигается совершенно по-иному.
Дильтеевское основоположение наук о духе с помощью философии жизни и его критика всякого
догматизма, в том числе догматизма эмпириков, должны были доказать именно это. Но теоретикопознавательное
картезианство, к которому тяготел Дильтей, оказалось сильнее, в результате
историчность исторического опыта не стала определяющим принципом в его учении. Хотя
Дильтей и не забывал о том значении, которое имеет индивидуальный и общий жизненный опыт
для познания в науках о духе, но оно определено им лишь частным образом. Это —
неметодическая и еще
292
недостаточно верифицируемая индукция, которая уже указывает в направлении методической
индукции науки. Возвращаясь теперь к вопросу о состоянии самоосознания наук о духе,
послужившему нам отправным пунктом, можно оценить как существенный вклад Дильтея в его
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.