?.-?. ???????=?????? ? ?????=???? ????? (?????????? Fort/Da)

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 203
преданиям. Он признает своего рода слабостью филолога то, что
395
этот последний рассматривает свой текст как произведение искусства. Ведь произведение
искусства — это целый мир, замкнутый самим собою, самодовлеющий. Но исторический интерес
не знает подобной самоудовлетворенности. Так, уже Дильтей с упреком говорил о Шлейермахере:
«Филолог хотел бы видеть повсюду завершенное в себе бытие» 34 . Если, к примеру, дошедшее из
прошлого стихотворение производит сильное впечатление на историка, это не имеет в его глазах
никакого герменевтического значения. Он в принципе не способен считать себя адресатом текста
и позволить ему оказать на себя воздействие. Напротив, он ставит в связи со своим текстом
вопросы, относящиеся к чему-то такому, о чем сам по себе текст молчит. Это относится даже к
таким преданиям, которые сами по себе уже излагают историю. Автор исторических сочинений
тоже подвергается исторической критике.
В этом плане историк дает как бы некое завышение герменевтической задачи. Соответственно и
понятие интерпретации получает здесь новый смысл и новую остроту. Оно означает теперь не
просто эксплицитное понимание данного текста в том виде, в каком его должен осуществить
филолог. Скорее понятие исторической интерпретации соотносится с понятием выражения,
которое историческая герменевтика берет не в его классическом и традиционном понимании, то
есть не как термин риторики, касающийся отношения языка к мысли. То, что выражение
выражает, есть здесь как раз не только то, что в нем должно быть выражено, что под ним
разумеется, но прежде всего то, что находит свое выражение в этом разумении и высказывании,
хотя это вовсе не стремятся выразить, следовательно, то, что выражение как бы «выдает». В этом
широком смысле понятие «выражение» охватывает нечто гораздо большее, чем просто языковое
выражение. Оно охватывает все то, за что следует заглянуть, если мы хотим понять, что же
вообще здесь кроется, и вместе с тем все то, что дает нам эту возможность заглянуть за себя самое.
Интерпретация, следовательно, имеет при этом в виду не разумевшийся самим автором, а скрытый
и подлежащий раскрытию смысл. В этом отношении всякий текст не просто предстает доступным
пониманию смыслом, но нуждается в многообразных толкованиях. Прежде всего он сам является
феноменом выражения (Ausdrucksphänomen). Ясно, что историка интересует имен-
396
но эта сторона. Ведь ценность какого-либо сообщения, к примеру, фактически зависит также и от
того, что оно представляет собой в качестве феномена выражения. Исходя из этого, можно судить
о том, к чему стремился автор, не говоря об этом открыто, к какой партии он принадлежал, с
какими убеждениями подходил к своему предмету и даже какую степень недобросовестности и
неправдивости мы можем в нем предполагать. Эти субъективные моменты достоверности должны
быть, очевидным образом, учтены. Но помимо и прежде всего, содержание предания, даже если
его субъективная достоверность не подлежит сомнению, само подвергается интерпретации, то
есть текст рассматривается как документ, подлинный смысл которого следует искать за пределами
его буквального смысла, например путем сравнения с другими данными, позволяющими
определить его историческую ценность.
Таким образом, историк мог бы выдвинуть следующее положение: предание следует
интерпретировать в ином смысле, чем тот, который предлагается самими текстами. Историк
всегда стремится заглянуть за тексты и за то представление о смысле, которое они выражают; он
всегда ставит вопрос о той действительности, невольным выражением которой они являются.
Тексты ставятся на одну плоскость со всем прочим историческим материалом, то есть с так
называемыми остатками прошлого. Они также должны быть прежде всего истолкованы, то есть
поняты не только в том, что они говорят, по и в том, что в них и через них свидетельствует о
самом себе.
Понятие интерпретации как бы приходит здесь к своему завершению. Интерпретировать следует
там, где смысл какого-либо текста не может быть понят непосредственно. Интерпретировать
следует всюду, где мы не можем доверять непосредственности явления. Так интерпретирует
психолог, оценивающий очевидный смысл жизненных проявлений и высказываний, чтобы решить
вопрос о том, что происходит в бессознательном. Точно так же интерпретирует данности предания
историк, стремящийся добраться до истинного смысла, который они одновременно выражают и
скрывают.
Поэтому существует естественное напряжение между историком и филологом, стремящимся
понять текст ради его красоты и истины. Историк интерпретирует с прицелом на что-то иное, в
самом тексте не высказанное и лежащее, может быть, в совсем ином направ-
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.