Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

носом нескольких лир. Но, пораженный вдруг красотойженщины или мелькнувшим неповторимым попластике жестом, который дан во всем мире толькоитальянскому мужчине, внезапно воспевал восторженнохвалу латинянам. Для художника правомерен такойподход к человеку, художник — орудие визуальноговосприятия мира... Что касается нас, грешных мирасего, имеем ли мы право? И даже не по жесту и непо чертам лица, а по проявлению характера, в которомугадываются симпатичные нам национальныечерты, которые мы все равно неизбежно свяжем, постараемсясгармонировать с тем, что было созданоили создается человеком, с теми самыми национальнымивещами?Я бы никогда и не стал бы задумываться над чемнибудьподобным, если бы не попал в Нью-Йорк.В Нью-Йорке меня поразили две вещи. Первая, то,что я уже назвал его «старомодностью», вторая же— то, что я впервые с момента, когда покинул Москву,увидел людей такими же, какими видел их в Москве.Вот это второе страшно поддержало меня, и тогдая задним числом сообразил с презрением, насколькотолпа европейских городов, которыми пронесла менясудьба, излишне декоративна, незначительна, туристична,а главное однообразна — нет, может быть,даже не лицами, но выражением лиц.Нью-Йорк был уродлив, душен, страшен своимиразвалками, неуютен кирпичными домами, как бы нарочновыставившими наружу кости ржавых пожарныхлестниц, грязные маленькие окна. Но люди, что шлимне навстречу, люди, которым необходимо быложить в этом городе, люди, которые и не думали убежатьот судьбы, скрыться в каком-нибудь венецианскомдворце, альпийской деревушке, — они несли насебе печать напряжения переднего края борьбы сжизнью, друг с другом, с самими собой. Эта печатьузнается мгновенно и безошибочно, она признак лю-140