Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

Затем мы сидели с ним в ближайшем кафе, мимонас плыл, шелестел, растекался мартовский город.Мой визави потягивал красное вино, насмешливо, новсе так же дружелюбно посматривал куда-то сквозьменя, изливался, будто вызывал невидимых духов:— Если бы ты знал, — на «ты» мы перешли послепервой же рюмки, и это тоже была одна из его особенностей:он сходился с людьми сразу и навсегда, арасставаясь, никогда не сожалел об этом, — как мучительнонаблюдать за собственной старостью, такоевпечатление, словно бы разлагаюсь заживо, стариков,которые не в состоянии сами прекратить свою агонию,следовало бы, по-моему, приговаривать к смерти,а то мы только занимаем чужое место. — И сразу жебез перехода: — Если ты думаешь обосноваться в Париже,тебе необходимо познакомиться с моей женойАнной. При всех обстоятельствах, это тебе не повредит.Давай, я теперь же и позвоню ей, сколько сейчас?Сверяя время, он вскинул руку и с ее запястья вглаза мне, расплавленной вязью брызнул, уже сильнопотраченный временем лагерный номер: оставь надеждувсяк сюда входящий! Труд освобождает!И это было первое, что я узнал о нем без него,но в наше смутное время — лагерь! — достаточнонадежная точка отсчета для человеческой личности.Во всяком случае, для такой, как Петр Равич.IIИтак — Освенцим. Но что было до этого, до лагерныхбараков, ежечасного ожидания смерти, дистрофии,.счастливого освобождения и затем — «праздника,который всегда с тобой»?— Знаешь, — как-то походя рассказывал он мне,— у меня был дядя, человек болезненно отзывчивойдуши, этакий еврейский Мышкин. В ранней молодо-323