Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

г— Лады, Кори. Унеси его... Ш-шоб глаза моибольше его не видели, падлу, бандюгу, преступника,который столько народу угробил!..Покачиваясь, с затуманенным взором, Цуркануидет к своей кровати. С ходу бросается на нее, с трудомпросовывает правую руку под голову, но тут жерезко вскакивает:— Да шо ты на меня так уставился, хромонога!А ну-ка, уматывай отсюда! Здесь ты глотаешь мойвоздух! Марш на место Богдановича!Без палок я ползу к указанному месту, а тем временемГерман, Бэлан, Дамаскин и Григораш волокутчто-то завернутое в одеяло к двери. Конвой замыкаетСемибрат, он на ходу что-то записывает. Германстучится.Ползком петляю между лужами и брызгами,между оскалами трещин на цементном полу, приподымаюсьна нары. Обессилев, опускаюсь рядом соШтефом. Тот быстро-быстро моргает: здоровается,бедолага, как может, потому что разорванный ротему больше не служит.Откуда-то слева, сразу за моей спиной, до моегослуха доносится голос Цуркану. Он говорит с охраной.Не слышу ни слова «отказало», ни слова «сердце»— лишь одно-единственное: «санчасть». Дверьшироко распахивается, и порог переходят много отяжелевшихшагов. Цурканины шаги ни с чьими не спутаешь— они без ноши. Впрочем, они останавливаютсяна самом пороге. Слышу рев:— Живо чистоту! Шоб цемент блестел!Дверь захлопнулась. Штеф неожиданно заволновался:он внимательно к чему-то прислушивается свытянутой шеей, с отпавшей челюстью, а когда в коридорестихают шаги, он юрко сползает с нар и ныряетголовой в парашу: она находится тут же, подо мной.Теперь я вижу только дергающиеся, бьющие по воз-25