Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

тогда наркомом, жил широко, у него было две комнаты,в одной из них он дал мне диван... И я целикомотдался помощи моим ялтинским товарищам,исчезнувшим в подвалах ГПУ.Я по-прежнему вел себя как коммунист, и менясчитали им. Эра Ленина заканчивалась, эпоха Сталинаеще не началась, переход не имел ясно определенныхчерт. Мой совнаркомовский пропуск позволял мнебез труда проникать на Лубянку, где я знал Агранова,Трилиссера, Роллера, не говоря о Мильграме. Но ямог защищать невинных и лично перед Менжинскими Уншлихтом. Не знаю, в какой степени мое вмешательствоповлияло на судьбу арестованных. Но в Париже,в архиве моего друга синдикалиста Пьера Монатта,была найдена копия моего письма, рассказывающегофранцузским друзьям о тогдашних событиях.Я привожу этот документ, отражающий обстановкуэпохи очень самоуправной, но еще не тоталитарной.В нем упоминается Паскаль, мои опасения на его счет,пока продолжалась тревога.Это письмо, датированное октябрем 1924 г., былоотправлено только в конце года — нужно было обойтиочень строгую цензуру и дождаться верного человека,с которым можно было его отослать. В ноябре я добавилпостскриптум, но письмо отправил только 23 декабря,когда наконец представилась верная оказия.«Москва, 22 октября 1924Я поспешил с отъездом в связи с фактами, которыедалее излагаю в сжатом виде. Неожиданно мыузнали об аресте в Москве Лазаревича, а потом Вали(сестры Лены) и Виктора (двоюродного брата Лены).Через два дня после этого к нам в Ялте ночью явилосьГПУ, произвело обыск. Тогда я понял, что дело серьезноеи надо возвращаться в Москву, чтобы помочьдрузьям. Поэтому Лена и я собрались и поехали.197