Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

Стихи Шаламова уже жили: синяя его тетрадь,тайно вывезенная с Колымы врачом, уже была переданаПастернаку и стала предметом его гордости зарусскую поэзию, а Шалимов все еще шел, как первопроходецчерез свою судьбу — с упорством и без надежды.«У жизни на краю» не было уже ни сил, ни гордости,но оставался последний отблеск человеческогодостоинства и высокого предназначения.Может быть тому порукойБыл огарок восковой,Осветивший столько муки,Столько боли вековой, —написал Шаламов не столько о Пастернаке, сколько осебе.Но и второй «урок» кончился для Шаламова. Совсей Россией ему померещилось, что жить опять, кажется,можно. Оказалось, что можно пока не умирать.Прозы — огненного свидетельства, сравнимого потрагическому пафосу лишь с «Житием» протопопаАввакума —...Тетрадь тряслась от плачаВ любых натруженных руках,—печатать не хотел никто («какие-то очерки...» — считалосьв либерально-литературных кругах), стихи печаталисьв отрывках, с разрушенными циклами, чтобыраздробить, придушить, заглушить насколько возможно,рвавшийся из них к Богу и людям предсмертныйхрип русской души и русской культуры. И дажев еще шедший в эти годыНаш спор о свободе,О праве дышать,333