Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

ютея различия между разными стилями: архаизмы отмирают, просторечия
чаще всего «повышаются в чине». Но огромное свое богатство
и стилистическое разнообразие русский язык сохраняет. И языковые
коктейли все еще в русской литературе изготовляются.
ШАХМАТЫ И ЦИРК
«Зависть» Юрия Олеши вышла в 1927 году. Эту книгу читали,
обсуждали и в России, и в эмиграции. Потом появились его рассказы
в 'сборнике «Вишневая косточка». Позднее, уже в тридцатых годах,
имя его вое реже встречается на страницах советских журналов
и, наконец, совершенно исчезает.
Его начали забывать. В эпоху «оттепели» были изданы его «Избранные
сочинения», которые я сейчас читаю. Появился также английский
перевод «Зависти» и некоторых рассказов — это «массовое
издание» в бумажном переплете, книжка продается за 35 центов.
Средний гонорар за эти грошовые выпуски — 30-40 тысяч долларов,
но Олеша его не получил.
Очень мало мы о Юрии Карловиче Олеше знаем. Он родился в
1899 году, в Елизаветграде. Его отец служил акцизным на водочном
заводе. У них был «собственный выезд, имелся вороной рысак с белым
пятном на лбу», вспоминает Олеша в рассказе «В мире» (1937).
Когда ему было три года, семья переехала в Одессу.
О его одесской жизни рассказывает П. Е. Ершов («Опыты», VIII):
«Олеша низенький, плотный, коренастый, широколицый, с тяжелой
челюстью, некрасивый. . .» В юности он писал стихи на «пушкинские
темы» — Дон Жуан, Пиковая дама, Моцарт и Сальери. Стихи
эти, пожалуй, «акмеистические», напоминающие раннего Гумилева
и не очень удачные. Время было голодное, жуткое и, вместе с тем,
какое-то беззаботное, — по крайней мере, для молодых участников
одесской Зеленой лампы: они жили стихами, дурили, дурачили.
Олеша вспоминает о своих одесских приятелях — это Эдуард
Багрицкий, Валентин Катаев и Илья Ильф, который еще не успел
сочетаться литературным браком с Петровым (другим Катаевым).
Теперь иногда говорят об одесской школе литераторов. Их
старший современник — Исаак Бабель: и он исчез с советского горизонта,
и его недавно переиздали.
Покойный Довид Кнут писал о Кишиневе:
Особенный еврейско-русский
Блажен, кто им когда-либо
воздух,
дышал...
Эти его стихи сразу все запомнили. Пусть у Кнута воздух — ки-