Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

речке — она уже теряет всякое значение. Но Аристотель, я убежден
в том, не мог так думать. Он видел не только противоречия у
Платона, но и свои собственные. Если же он выступал с резкой критикой
учения своего великого предшественника, учителя и друга
— то не потому, что его беспокоила противоречивость в утверждениях,
а потому, что самые утверждения Платона были для него неприемлемы,
мешали тому делу, которое он, правильно или неправильно,
считал самым важным в жизни. Это тем очевиднее, что
Аристотель спокойно и доверчиво щедрой рукой черпал у Платона,
каждый раз, как только ему казалось, что созданное Платоном пригодится
ему. Я, по поставленной себе задаче, не могу здесь останавливаться
долго над выяснением того, чем Аристотель обязан Платону.
Да и нужды в том нет: это без меня давно сделали другие . Как
1
я уже говорил, считается общепризнанным, что Аристотель в своем
учении о формах принял почти все учение Платона об идеях: отверг
только положение о независимом их существовании (трансцендентность
идей). Нам нужно себе выяснить, что именно в этом
утверждении Платона так отталкивало Аристотеля. Недоказуемость
и противоречивость не возмутила бы так нашего философа — это
мне кажется несомненным. А затем, вот еще одно указание, которое
отрицательным путем нас поведет к уяснению интересующей
нас загадки.
Несколько лет тому назад очень известный немецкий ученый,
принадлежащий к так называемой Марбургской школе, Натроп, выпустил
большое исследование об идеях Платона. И — как это ни
покажется- странным — теперь, через две тысячи пятьсот лет после
Платона, Натроп доказывает, что все нападки Аристотеля на Платона
совершенно напрасны, ибо Платону никогда и в голову не приходило
считать идеи трансцендентными реальностями. Хоть все и
читали Платона, но никто до сих пор Платона не понимал, так как
все на него глядели глазами Аристотеля. Аристотель же, хоть и
проучился у Платона целых двадцать лет, не разобрал своего учителя,
ибо по существу не способен был постигнуть его, как вообще
догматики не могут постигнуть критшщстов. Уже для Платона,
утверждает Натроп, было ясно то, что формулировал Кант: предметом
нашего мышления не могут быть вещи, а только отношения.
Но Аристотель, как догматик, наивно воображал, что знание есть
знание о вещах. Ему потому и казалось, что только индивидуальные
вещи действительны, а общие понятия не действительны. На
самом деле общие понятия суть такие же категории нашего разума,
-как и индивидуальные вещи и к ним стало быть в такой же мере
применим предикат бытия. У Натропа, как у последовательного кантианца,
это значит, что предикат бытия есть только предикат, даваемый
нашим сознанием, и стало быть ничего о существовании an