Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

и «старой» орфографией. Желая издать его, Пильняк поступал, как
«искатель правды», а не как писатель.
— Это фотографический портрет Сухова (Ухова), а не портрет,
написанный с него художником, — говорил Пильняк.
Но книга должна была появиться под именем Пильняка:
Борис Пильняк
Дневник Jean'a Сухова
— так как под именем Сухова никто не соглашался ее издать.
Трактирные ночи случались у нас довольно часто. Немец по
своему происхождению (его настоящая фамилия — Вогау), Пильняк
был русейшим писателем. Он не интересовался ни социальными,
ни политическими проблемами, он подходил вплотную к жизни,
к революции, к голоду — на улице, в трактире, в деревне, и из
увиденного делал свои художественные выжимки. Именно — выжимки.
Он сжимал виденное, сжимал его все крепче, пока каплями
слов не вытекала на бумагу его сгущенная сущность.
«Холодные сумерки настигают землю, — те осенние сумерки, когда небо
снежно и зимне, и сумерки к рассвету должны рассыпаться снегом.
Земля
безмолвна и черна. Степь. Чернозем. Чем дальше в степь, тем выше скирды,
тем ниже избы, тем реже поселки. Из степи — по ограбленной пустыне —
из черной щели между небом и степью — дует зимний ветер. Шелестит в
степи чуть слышно былье после скошенных трав, ржей и пшениц. Вскоре
поднимется стеклянная луна. Если поволокутся тучи, будет снег», а не изморозь...
Степь. Пустота. Холод. Голод. Днем над степью поднимается
сонное
солнце. В весенней тишине летают над ограбленными полями вороньи стаи.
Курятся избы редких селений синим серебряным дымком, — тоскливые избы.
Ночью падает снег, земля встречает утро зимою, но вместе со снегом идет тепло,
и опять осень. Идет дождь, плачет земля, обдуваемая холодным ветром, закутанная
мокрым небом. Серыми хлопьями лежит снег. Серой фатой стала
изморозь...
В степи лежит курган... Когда-то около убили человека, и на могильном
камне кто-то начертал неумелыми буквами:
— Я был, кто ты есть, —
Но и ты будешь то, что я есть.
Бескрайную степь, курган, все занесло снегом, и от надписи на могильном
камне осталось два слова:
— Я был...»
Это — из романа «Голый год».
Или — поезд и его вагоны-теплушки:
«Люди, человеческие ноги, руки, головы, животы, спины, человеческий навоз,
— люди, обсыпанные вшами, как этими людьми теплушки... Люди едут