Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

за ее стройности и логической законченности. Я говорил, говорю и не
устану это повторять: миф о существовании логически законченных,
не заключающих в себе противоречий философских систем, нужно
считать ушедшим в историю. Ибо логическая законченность это такой
же идол, как Перун. Есть борода и усы из серебра и золота, но
Бога нет. Заслуга (если это заслуга) Канта в том, что он надолго
вытравил из философии элемент таинственности и сверхъестественности.
Он, как и Аристотель, подвел сознание к «первоначальным»
истинам, т. е. к истинам, без которых, по его мнению, наука невозможна,
и эти истины стали стражами, задерживающими всякие попытки
дальнейшего любознания. Что бы ни говорил Натроп, разница
между критицизмом Канта и метафизикой Аристотеля куда менее
значительна, чем разница между синтетическими идеями Канта
и идеями Платона. Да это и сам Натроп фактически признает. Разбирая
«Федона», он мимоходом, как будто бы даже не считая, что
это может возбудить в ком-нибудь недоумение, позволяет себе
утверждать, что содержание этого -диалога не имеет никакого отношения
к бессмертию души, и что если бы такая задача была у Платона,
то ее нужно считать совершенно неудавшейся, ибо тезис о бессмертии
души Сократу удается доказать лишь благодаря недозволенному
логическому скачку. Так говорит Натроп о «Федоне» и других
диалогах Платона, в которых поднимается и разбирается вопрос
о бессмертии души. Для Натропа это метафизика, недозволенное —
так же, как и учение Платона об анамнезисе, — а стало быть это не
главное. Главное — это учение Платона о синтетических учениях
a priori, то есть об идее, как методе, т. е. о науке, имеющей своим
источником не действительность и не, упаси Боже, чувственные
впечатления (сенсуализм — самое бранное слово в наше время), а
«сознание вообще», а логическую закономерность, к которой потому
можно приложить предикат бытия, что этот предикат и к индивидуальным
вещам применяется лишь по указу того же «сознания вообще».
Если Натроп разрешает Платону говорить о вечности, то
лишь в одном очень условном смысле. Можно говорить о вечности
во мгновении, т. е. о той вечности, которую Шлейемахер нашел у
Спинозы и которая передалась по наследству современной протестантской
теологии. Такая вечность была у Платона — этого Натроп
не отрицает.
Нужно еще отметить, что хотя Натроп действительно впервые
(вместе с Г. Когеном) решился подвергнуть Платона описанному выше
духовному оскоплению, его дело было уже вполне подготовлено.
Оно уже было даже закончено, если хотите, историей, — и именно в
факте торжества Аристотеля над Платоном. Ибо отнять у Платона
его идеи — значит отдать его под руку Аристотеля. Этого, до Натропа,
историки философии, как известно, не делали. Но им это и не