Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

дит влетающую осу. Первый воплотился во вторую! Не то же ли это
самое Ведь оба «зверя» полосатые и кровожадные...
Все вообще чудесно уже и в «Зависти»: облако, похожее на Южную
Америку; соль, спадающая с ножа и не оставляющая следа на
лезвии; аспиднъш черный фон доски, на котором чудятся меловые
линии. Слово постель для бродяги — нечто столь же поэтически
отдаленное, как слово серсо. После пощечины — щека анестезирована
и боли нет. . . Веет легкий ветерок — точно листают книгу...
Есть что-то веселое, праздничное почти во всех этих подобиях,
сближениях Олеши. Пусть эти грязные гротескные бродяги похожи
на связанных обезглавленных китайцев. Но: «Аврора касается их
прохладными перстами». Знакомая розовоперстая заря — из Гомера,
Ломоносова. ..
Олеше иногда хочется читателя развеселить, чем-то увлечь. Он
вьтдумщик-клоун.
Читателю же хочется сказать — Бог с ними, со всеми этими умело
передвигаемыми шахматными фигурами. Не все ли равно, какие
именно функции они выполняют, неважно, кто они — красные или
белые, «новые» или «старые». Есть вещи поважнее, посущественнее:
И дорог нам лишь узнаванья миг... —
писал Мандельштам. И Олеша в этом печальном советском мире все
видит по-своему — узнает вечно-новое в привычном, надоевшем существовании.
Олеша иногда напоминает Набокова. В набоковском мире тоже
два плана: фабульный, плоский, шахматный и другой — фантастический,
объемный, цирковой. . . Здесь — все чудесно, любая мелочь.
В «Зависти» Валя моется над тазом, «сверкая как сазан» и перебирая
«клавиатуру воды». Это напоминает Набокова.
Но набоковский «эмигрантский» язык куда крепче олешиного,
одесского. Набоков наблюдательнее, точнее в своих сравнениях,
сближениях, у него неизмеримо больше вкуса. Он не влюбился бы в
эту дешевку — в имя Фламмарион! Между тем Олеше хочется назвать
Фламмарионом не то звезду, не то планету. . .
Но зато Олеша — веселее, беззаботнее Набокова. От него ждешь
сказки. И он написал сказку: «Три толстяка». Эти толстяки какието
феодальные тираны, которых низвергает простой народ, возглавляемый
цирковым акробатом; цирк в этой сказочной истории одерживает
победу над деспотизмом. . . Здесь есть некоторая тенденция,
но есть и другое: свободная фантазия.
Читал ли Олеша Льюиса Карроля, автора «Алисы в стране чудес»
Набоков Карроля читал и переводил. Я думаю — оба они ведут
свою литературную генеалогию от этого волшебного выдумщика.