Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

священ а книга Н. С. Арсеньева. Книга достойна всяческого внимания
со стороны непредубежденного и даже предубежденного читателя.
Старина Н. С. Арсеньева — это драгоценное наследие русского народа,
старина — сокровище, старина — живой принцип. И она возродится,
не в порядке мелочного реставраторства, а как живая потребность истосковавшихся
по культуре русских людей.
«Огромное очарование русской культуры» Н. С. Арсеньев видит в органическом
синтезе своего и чужого, в сочетании динамики и традиции.
Живое церковное предание — семейное и народное и вместе сверхнародное,
соединяется на вершинах культурной жизни с раскрытостью
духовной — навстречу всем тем веяниям красоты, честным исканиям
научной и философской, а также религиозной мысли, которые приходят
с Запада.
В этом глубоко и страстно пережитом культурном опыте замечательно
то, что не было в нем ни слепого преклонения перед собственным
прошлым, ни слепого преклонения перед новинками западной мысли.
Кроме русской культуры было, конечно, и русское бескультурье, но не
о нем идет речь у Н. С. Арсеньева.
Рассеянными по России центрами дворянскo-народной культуры были
дворянские гнезда, — усадьбы, — то с великолепными дворцами, то,
гораздо чаще, с простыми, непритязательными, но уютными домами,
парками и библиотеками. Эти усадьбы и библиотеки для Н. С. Арсеньева
вовсе не предмет академического исследования — это одна из сторон его
биографии. Н. С. Арсеньев — не исследователь, он свидетель, взволнованный,
субъективный и достоверный.
«Помню скромный деревянный усадебный дом в имении моей бабушки, Натальи
Юрьевны Арсеньевой, рожденной Долгорукой, в сельце Красном Новосельского
уезда. Помню этот беспритязательный уютный домик с террасой и
обширный красненский парк. Но как хороша была его библиотека в высоких
застекленных шкафах простого орехового дерева. Целый мир
французской
старой культуры 17-го и 18-го века раскрывался здесь в этих чудных
старинных изданиях в кожаных с золотыми тиснениями переплетах, мир
французских классиков — Мольера, Расина, Корнеля, особенно же религиозной
культуры старой Франции: Боссюэт, Фенелон, Массильон, Бурдалу,
Паскаль; мир французской мемуарной литературы, как 17 в., так и позднейших
времен» (стр. 131).
«Энциклопедистов, Вольтера и Руссо, — прибавляет Н. С. Арсеньев, —
не было, мои предки, собиравшие эту библиотеку, были убежденно
религиозными
людьми».
Что же, были они просто офранцузившимися барами Н. С. Арсеньев
сам и очень резко ставит вопрос о народности усадебной культуры:
«Не есть ли эта культура искусственный оазис, оранжерейный цветок среди
безбрежной степи этой дикой стихии, не имевший в ней корней и потому
обреченный на гибель» (стр. 145).