Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

ким процессом изживания зла и осуществления Царства Божьего,
божественной правды на земле, как завершения грандиозной космической
эволюции, вселенского богочеловеческого процесса. В таком
представлении истории теократия занимала свое естественное
и логическое место. История могла быть полна срывов, но в ней не
было места для подлинной трагедии.
В конце 80-х и в начале 90-х годов в мироощущении Соловьева
начинается глубокий перелом. И как мыслитель, и как мистик он
остро почувствовал наличие и действие в истории «безусловного
зла», (сознательно и упорно ведущего борьбу против Добра и Истины.
История предстала перед ним не как триумфальное шествие
добра и возрастающего богопознания, а как глубочайшая трагедия,
в которой добро и истина часто оказываются побежденными
злом и ложью.
Уже смерть Сократа явилась ярчайшим свидетельством силы
зла в истории, и трагизм события усугублялся тем, что произошло
оно не среди полудиких и варварских народов, а в культурном
средоточии эллинского мира, в тех самых Афинах, которые Перикл
назвал «средоточием просвещения Эллады».
«Трагизм не личный, не субъективный... Сократу, все равно, жить оставалось
уже недолго. Трагизм — в том, что лучшая общественная среда во
всем тогдашнем человечестве — Афины — не могла перенести простого,
голого принципа правды; что общественная жизнь оказалась несовместимой
с личной совестью; что раскрылась бездна чистого, беспримесного зла
и поглотила праведника; что для правды смерть оказалась еданственньш
уделом, -а жизнь и действительность отошли к злу и лжи» ).
18
Итак в истории, и именно в истории, кроме добра действует и
борется с ним «чистое, беспримесное зло». Оно, прикрываясь маской
добра, может извратить самое возвышенное учение и лжеучением
обольстить людей. Оно же может использовать великую мечту
человечества о Царстве Божьем на земле для установления сатанинской
власти над миром. Это и есть реальное и активное зло,
пользующееся слабостью людей и препятствующее диалектическиэволюционному
развитию истории к Царству Божьему. Понятно поэтому,
почему Соловьев так остро ощутил невозможность исторического
осуществления «свободной теократии», как логического завершения
исторического процесса.
Это, однако, не означало отказа от задачи осуществления Царства
Божьего на земле. Только внимание философа переносится
теперь не на исторические предпосылки его осуществления, а на
самого человека, через которого это Царство и может быть внесено
в мир. Отсюда его интерес к разрешению антропологической про-