МОРОЗОВА ПОЛИНА ВИКТОРОВНА ЯЗЫК И ЖАНР НЕМЕЦКИХ ...

116
Данное явление характерно как для всей группы средненемецких
диалектов [Paul 1953, 82-83; Eis 1958 (2), 149-150; Гухман 1955, 117], так и
для средненижненемцкого [Peters 1987, 64]. В случае последнего примера из
таблицы: hosten [165] речь идет, очевидно, о явлении, которому
предшествовали другие процессы. Если в снн. hôsten долгое /ō/ сохранилось
не расширенным из герм. *hōston < *hwōstōn, то сн. hōsten является
изначально результатом средненемецкой монофтонгизации /uo/ > /ū/,
сравн. свн. huosten < двн. huosten < герм. *hōston (см. ниже в разделе
«Дифтонги») [Сравнительная грамматика, II, 1962, 61-62], затем, вероятно,
сокращения долготы /ū/ > /u/ [Mettke 2000, 71] и дальнейшего понижения /u/ >/o/.
Переход /o/ > /a/:
Данное явление было характерно для средневерхненемецкого в словах,
находящихся в неударных позициях в предложении [Paul 1953, 83]. В тексте
Московского фрагмента встретился следующий пример:
ader [128] свн. oder
also ab es eyn brant were [150] «похожий на ожог»
Лабиализация /e/ > /ö/:
Процесс лабиализации, развивающийся в позициях до или после /l/
или /sch/ относят к признакам развития от средневерхненемецкого к
ранненововерхненемецкому [Paul 1953, 85; Mettke 2000, 72].
В рукописи Московского фрагмента три раза встречается вариант свн.
schepfær(e), schephær(e) «Творец, Создатель» с нелабиализованным :
scheppher [52, 92]
scheppers [89], (ср. сн. scheppêre, schepper, снн. schipper).
Долгий вокализм.