Желание веков, Эллен Г. Уайт

раны, из которых струится кровь. Никогда еще не было таким прекрасным, как теперь, Его
окровавленное и измученное лицо. Лик Спасителя не омрачился в присутствии Его врагов. Каждая
черта выражала благородство, покорность и бесконечное сострадание к жестоким врагам. В Его
поведении не было никакого страха и нерешительности, все свидетельствовало о достоинстве и
долготерпении. Как резко отличался от Него Варавва, стоявший рядом! Каждая черта его лица
говорила о том, что он — ожесточенный головорез. Эта разница бросалась в глаза каждому, кто
смотрел на них. Глядя на Иисуса, некоторые люди плакали от сострадания. Даже священники и
правители были убеждены, что Он именно Тот, кем называет Себя.
Римские воины, окружавшие Христа, не все были черствы. Кое-кто внимательно всматривался
в Его лицо, желая понять, преступник Он или нет. Время от времени они поворачивались и с
презрением смотрели на Варавву. Не нужно было обладать глубокой проницательностью, чтобы
видеть его насквозь. А затем они снова разглядывали Того, Кого здесь судили, испытывая к
Божественному Страдальцу глубокое сочувствие. Безмолвная покорность Христа глубоко тронула
их душу, и это зрелище стояло у них перед глазами до тех пор, пока одни не признали Его как
Христа, а другие, отвергая Его, не решили свою участь.
Пилат был изумлен безропотным терпением Спасителя. Он не сомневался, что этот Человек,
даже по виду так отличающийся от Вараввы, пробудит и в иудеях сострадание. Но он до конца не
представлял себе фанатичную ненависть священников к Тому, Кто был Светом миру и, будучи
Светом, открывал перед всеми их заблуждения и невежество. Они довели толпу до безумного
исступления. И снова священники, правители и народ в бешенстве кричали: «Распни, распни Его!»
Наконец, потеряв всякое терпение от их безрассудной жестокости, Пилат в отчаянии крикнул:
«Возьмите Его вы, и распните: ибо я не нахожу в Нем вины».
Хотя жестокие сцены были привычны для римского правителя, ему стало жаль страдающего
узника, который, будучи осужден на смерть, избитый, с окровавленным лицом и израненной спиной,
по-прежнему держался с царственным достоинством. Но священники заявили: «Мы имеем закон, и
по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим».
Пилат перепугался. Он не имел правильного представления о Христе и Его миссии на земле,
но все же была у него смутная вера в Бога и Его всемогущество. Мысль, некогда мелькнувшая в его
сознании, теперь обрела более определенные очертания. Он спрашивал себя: не стоит ли перед ним
Божественное существо, в насмешку одетое в багряницу и увенчанное терниями? Он снова вошел
в судилище и сказал Иисусу: «Откуда Ты?» Но Иисус не ответил ему. Спаситель уже откровенно
говорил с Пилатом, объясняя ему, что пришел свидетельствовать об истине. Пилат пренебрег этим
светом. Он злоупотребил высоким званием судьи, подчинив свои принципы и власть требованиям
толпы. У Иисуса больше не было для него света. Раздраженный Его молчанием, Пилат надменно
сказал: «Мне ли не отвечаешь? Не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею
отпустить Тебя?»
Иисус ответил: «Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше;
посему более греха на том, кто предал Меня тебе». Вот так сострадательный Спаситель, перенося
безмерные мучения и горести, старался, насколько это возможно, оправдать поступок римского
правителя, предавшего Его распятию. Какой пример грядущим векам! Какой свет проливает он на
характер Того, Кто является Судьей всей земли!
387