Прокопьев, С. Н. Пятая заповедь

АНОБСЖАЯ Т 6 Т Я НАДЯ
Прекрасно помню ощущения, испытанные много лет назад
в церкви. Устремлённое высоко под купол пространство
заполнял голос чтеца. Напевный, торжественный,
одинокий. В левом углу от иконостаса располагался отгороженный
высоким киотом закуток для клироса, слова исходили оттуда. Каждое
из них, произнесённое сильным женским голосом, проживало
свою короткую воздушную жизнь, продолжая ранее прозвучавшее,
прокладывая дорогу следующему. Слова складывались в музыку
текста. Непонятный церковнославянский язык притягивал, заставлял
прислушиваться, вслушиваться. Он искал во мне, в моей памяти
подспудно скрытое, искал то, что я никогда не знал, не учил, но
что было. Он пробивался к струнам, которые никогда не звучали,
пытался дотянуться до них, коснуться, заставить вздрогнуть, проявиться.
Будоражил. Волновал.
Сколько прошло времени, прежде чем музыка церковнославянского
языка начала обретать для меня смысл. Слова стали находить
свои струны, выстраивать свои образы. С той поры вызывает досаду