Прокопьев, С. Н. Пятая заповедь

огонь в горне, дед выхватывал щипцами с длинными ручками раскалённый
до рубинового цвета железный прут, ловко стучал по нему
молотком, раздражённо шипела вода, навстречу опускаемой в металлическую
бочку раскалённой поковке...
«У дяди Игнатия, - рассказывала тётя Зина, - была при кузне
комнатка. Кельей звал. Иконка в углу. Под ней топчанчик. Маленькая
печечка железная, на ней чайничек всегда, на стенке шкапчик, в
ём чай плиточный, сахарок. С тёткой твоёй родной Зоей, подружкой
моёй, прибежим, он нас попросит чурбачков для печечки напилить.
Маленькие чурбачки. Напилим, сахарком нас угостит.
Миленький мой, Царство ему Небесное, вечная ему память.
Портяночки намотат, лапоточки наденет. Сам плёл. Я его ни в чём
не видела, кроме как в лаптях. Только в мороз не в них. Летом всю
ночь прокуёт, пока светло, а то и с фонарём. Кузня рядом с нашим
домом. А утром по грибы. В лапоточках, кузовочек рюкзачком наденет
и в лес, груздочков наберёт. Лодочка у него была. Бывало, в
огороде картошку полю или чё на грядках делаю. Красивое место,
на горе, Иртыш внизу. Гляжу - дядя Игнатий по косогору спускатся.
В лапоточках, на плече весло, сядет в лодочку, поплыл-поплыл... Сетёшка
у него, чебачков поймат...
Сильно был строгий. Невестка, бабушка твоя, на стол соберёт -
ложки, капусту, миску с варевом, каравай хлеба. Все ждут. Дядя
Игнатий скомандует помолиться, потом сядет, хлеб порежет. М ожно
брать. Первым зачерпнёт, остальные за ним хлебать. Как-то с
вашими ела, дак отец твой, лет двенадцать было, засмеялся, дядя
Игнатий наотмашь ложкой по лбу ему приподнёс. Матери, конечно,
жалко, а и слова не сказала. Царство ему Небесное. В воскресенье
в церковь пойдёт, никто не ест, пока не вернётся. Не дай Бог.
Бывало, сам почему-либо не сможет в церковь, а дочь старшая Катерина
сильно набожная, та обязательно. И тоже за стол нельзя,
пока в церкви служба. Дядя Игнатий в окно глянет: «Садимся, вона
Катерина бежит»».
В деревне церкви не было, ходили за три версты в родовое село
купца. Игнат, окрепнув хозяйством, загорелся идеей строить храм,
да помешала революция. Когда в шестидесятые годы дом Игната
родственники продали, прошёл слух: новые хозяева нашли в огороде
туесок с серебром. Людмила считала, прадед копил не только
себе, но и на церковь.