Прокопьев, С. Н. Пятая заповедь

Сдерживалась с трудом, отец мог в любой момент психануть, у него
это запросто. Палку перегибать нельзя. За собой знала, что миссионер
из неё неважный, быстро сбивалась на эмоции, горячилась, и
тогда пиши пропало...
От общих теорий перешла к конкретике:
- Папа, смотри, мытарство первое - празднословие и сквернословие.
Матерился ведь?
- С мужиками всю жизнь работал, там без крепкого слова кто
тебя поймёт...
- А это осквернение языка, грех...
- Ну какой грех? - не соглашался отец.
- Почему при мне не позволял этих слов?
- Скажешь тоже! Как это при ребёнке?! У меня ведь не совсем
вакуум в голове!
- Вот видишь, прекрасно понимал, это плохо, срам!
- Сейчас даже по телевизору матерятся...
- Ты-то дома не материшься, с детства у тебя заложено - нельзя...
- Хорошего, чё уж там, мало... В ДОЗе Лёнька Славин послал
Гришку Рамзина на три весёлых буквы, а Гришка дурковатый, схватил
рейку и Лёньку по голове. Да так треснул, что тот как стоял, так
и кувырк без сознания - сильнейшее сотрясение. Его в больницу.
Потом всё жаловался «голова трещит». А Гришке два года «химии»...
С язвой желудка оттуда вернулся.
- А всего-то три буквы, как ты говоришь. Вот бес и повеселился...
Вторым мытарством, которому подверглась святая Феодора,
была ложь. На этот раз Марина применила тактику атаки.
- Хочешь сказать, в жизни никогда не врал? - подступила к отцу. -
Я тебя на двадцать восемь лет меньше прожила и то есть вещи, за
которые стыдно, хоть и ой-ё-ё-й когда было... Каялась на исповеди,
а всё равно вспомню и нехорошо на душе...
- Чё я святой? Врал... Всяк случалось...
Отец помолчал, собираясь с мыслями.
- Матери Вовки Дубошеева так и не осмелился признаться,
что Иртыш переплывали, когда он утонул... Скажи об этом, в момент
догадалась бы - я подбил. Без того чувствовала, что-то не то...
Я врал и пацаном, и мужиком, мол, на рыбалке произош ло... Вовка
не хотел плыть. Давай, дескать, потом, впереди целое лето. Я напирал:
«Мы ведь договаривались за наших отцов! Вода - теплей не