Прокопьев, С. Н. Пятая заповедь

В тот вечер мама одна была. Саша в заводе, Надя, жена его, куда-то
ушла. Мама плохая-плохая. Меня увидела, улыбнулась через силу и
говорит:
- Доча, я завтра умру.
Я ну бодрячка изображать, улыбаться-успокаивать:
- Ма, что вы говорите? Вы как скажете! Будете ещё сто лет жить!
Скоро весна, тепло...
- Не перебивай! Сядь рядом.
Я села. За руку её взяла. Мама говорит:
- Я хочу исповедаться перед тобой, как перед батюшкой! Прости
меня, Вера. Прости. Если у тебя в жизни будет плохое, это моя
вина. Только моя, прости, доча...
Я рот раскрываю сказать:
- Не придумывайте, мама, слушать не хочу...
Она строго так:
- Не перебивай!
Руку мою сжала из последних сил и начала рассказывать. Смотреть
на неё было больно. Уже не видела, глаза вытекли, сама усохла.
Перед войной аборты были запрещены. Уголовное дело. Маме
сорок лет. Старшая сестра моя Лида с двадцать второго года, Лена -
с двадцать пятого, Саша - с тридцатого, и ещё сестра Таня с тридцать
второго. Четверо детей. В сороковом году мама сразу и не почувствовала,
что тяжёлая стала. Ходила всегда легко, рожала легко, никаких
токсикозов, тошноты и так далее. И снова растёт живот. Богомольная
была. Не перекрестившись, за стол не сядет, не помолившись, спать
не ляжет. И всё равно решилась. Старшему ребёнку восемнадцать лет,
полноценная невеста, а мама ещё одну ляльку в дом родит.
Сестра старшая, Лида, так и нянчилась. Поняла, что я люблю
красный цвет, люльку накроет платком своим цветастым и завеется
за калитку к подружкам. Мне год был, разразилась гроза, молния
ударила в веранду, та загорелась. Лидка не растерялась, через пламя
залетела в дом, схватила меня, вынесла.
- Не за тобой в огонь нырнула, - всегда смеётся Лида, вспоминая,-
платок выручать. Если бы не он, не полезла в пожар! А тебя
заодно с ним схватила!
Так вот и нянчилась. И брат не лучше.
Как окончательно мама поняла, что забеременела, к свекрови
на консультацию обратилась. Свекровь, моя бабушка Вера,