эволюции

временно переведена на какой-либо из иностранных языков, то она пользовалась
бы заслуженной известностью. У нас же она находится в полном
небрежении. Я буду очень счастлив, если своей книгой смогу обратить
внимание на незаслуженно забытое произведение русского автора.}!
Теория Дарвина сослужила свою полезную роль, дав мощный толйок
научной мысли и побудив тем к новым исследованиям. Но теперь в вопросах
эволюции дальнейшее движение вперед возможно лишь в том случае,
если мы отбросим ложное предположение о борьбе за существование
и отборе, как факторах прогресса. И заблуждение может служить путем
к прогрессу, если оно признано таковым — говорит известный сторонник
теории отбора Плате — правда, по другому адресу. Другими словами выразил
то же самое Г. Спенсер, сказав, что человечество может пойти
прямо, лишь исчерпав все возможные кривые пути.
{В введении к своему труду, вышедшему в 1885 году, Данилевский
задает вопрос, окажет ли его сочинение влияние на умы современников,
и отвечает так: «Хотя утвердительный ответ на подобные вопросы обыкновенно
и нашептывается авторам их самолюбием, я должен сознаться,
что имею очень мало на это надежды. Опыт, и чужой и личный, и даже
несравненно важнейший опыт истории, показывает, что в данное время
■убеждает не истина сама по себе, а то случайное обстоятельство, подходит
ли, все равно истина или ложь, к господствующему в известное время
строю мысли, к так называемому общественному мнению — к тому, что
величается современным мировоззрением, современною наукою».
Думается, что в настоящее время обстановка другая, и критика теории
отбора будет встречена гораздо спокойнее. И если мою книгу постигнет
судьба произведения Данилевского, то не потому, что защищаемая
в ней идея неверна, и не потому, что почва для восприятия этой идеи не
подготовлена, а исключительно потому, что я не как следует выполнил
свою задачу.}
Тем же, кто будет негодовать на высказываемые здесь «еретические»
взгляды, я позволю себе напомнить, что науке должен быть чужд догматизм
и слепое преклонение пред авторитетами. Нет ни одного учения, не
исключая законов Ньютона, забронированного от критики. Напротив, всегда
полезно услышать мнение, несогласное с общераспространенным.
«Когда люди, — говорит Дж. Ст. Милль, — вынуждены выслушивать обе
стороны, то есть надежда, что они познают истину; но когда они слышат
только одну сторону, тогда заблуждения укореняются, превращаясь
в предрассудки, тогда сама истина утрачивает все свойства истины и вследствие
преувеличения становится ложыо» (Mill, 1859: ch. II).
В настоящей работе не предлагается никаких гипотез: факты говорят
сами за себя, и пред силою их должны склониться все несогласные с ними
гипотезы, как бы они ни казались нам дороги. «Главная обязанность ученого
не в том, чтобы пытаться доказать непогрешимость своих мнений,
а в том, чтобы всегда быть готовым отказаться от всякого воззрения, представляющегося
недоказанным, от всякого опыта, оказывающегося ошибочным»
(Бертло). Факты же, по моему мнению, свидетельствуют в пользу
номогенеза, а не в пользу гипотезы случайностей.
[В настоящее время еще нет возможности установить общие законы,
которым подчиняется эволюция. И автор не задавался целью формулировать
такие -общие законы. Но некоторые частные закономерности
возможно подметить, и они в соответствующих местах книги формулированы.
Быть может нелишне отметить, что в этой книге автор всегда стремился
стоять на почве строгой науки, не отклоняясь в сторону метафизических
гипотез.] (335).
Мне остается только отметить, что, будучи совершенно несогласен
с Дарвином в его взглядах на роль борьбы за существование, я тем не
менее отношусь с величайшим уважением к личности и трудам великого