эволюции

ные. Дождь вовсе не идет с тою целью, чтобы взрастить хлеба или,
в иных случаях, погубить их, но в силу физических причин: от охлаждения
поднявшихся паров. Польза же и вред получаются как побочный
результат. Так точно могло бы быть с органами живых существ; они сформированы
безотносительно к пользе или вреду, по строгим законам природы,
но польза от них есть простая случайность: например-, резцы созданы
не для резанья пищи, коренные зубы не для жевания, но случай
сделал так, что они оказались полезны. Понятно, случай мог дать и обратный
результат: могли образоваться и вредные органы. Развивая далее
эти удивительные по глубине соображения, Аристотель приходит к совершенно
ясной формулировке принципа переживания наиболее приспособленных:
те органы и организмы, у которых все случайно оказалось целесообразным.,
выжили, а прочие погибли, как неприспособленные.
Миропонимание, кладущее в основу принцип агрегата, здесь проведено
с такой ясностью, больше которой и желать нельзя. Прочитавши это
место у Аристотеля, нельзя не воскликнуть: ничто не ново под луной, и
нельзя не признать справедливости тех слов великого греческого философа,
которые мы поставили в эпиграфе настоящей главы. Возможность
дарвиновского объяснения эволюции путем естественного отбора была
совершенно очевидна уже- свыше двух тысяч лет тому назад.
Любопытно подчеркнутое в изложении Аристотеля сопоставить с тем,
что говорит Геккель в своей Natürliche Schöpfungsgeschichte (Haeckel,
1898:775): «естественный отбор, действуя по всем направлениям бессистемно
(planlos), медленно влечет за собой постепенное усовершенствование;
только после многих тщетных попыток он, наконец, попутно и
случайно производит целесообразное».
Но Аристотель, представив в необычайно ясном изложении возможность
объяснения целесообразности путем игры случайностей, тут же
отвергает такую гипотезу.46 Для него, сторонника телеологии, конечной
цели в природе, такое объяснение, понятно, неприемлемо. Невозможно,
говорит он (Физика, II, 8, 198Ь—199а), чтобы дело происходило таким
образом (т. е. путем случайностей), «ибо и органы животных, о которых
говорено выше, и все в природе производятся такими или всегда, или по
большей части-, а этого не бывает с тем, что произошло случайно или
само собой. Ибо не случайно, что дождь чаще всего идет зимою; но это
случай, если дождь идет летом.47 Равным образом не случай, что летом
бывает жара, но если жара зимою, это случай. Итак, если явления
должны происходить или случайно, или имея в виду некоторую цель, и
если невозможно сказать, что эти явления случайны или произвольны,
то ясно, что они присходят для известной цели. Но все вышеупомянутые
явления повторяются правильно, в чем согласны и те, которые поддерживают
критикуемое учение. Итак, есть цель в вещах, которые существуют
и производятся природой».
Ход мыслей Аристотеля здесь-таков. Органы животных, о которых
шла речь, напр.' зубы и прочее, а также все в природе производится и
существует, как правило, регулярно, закономерно. Так, например, дождь
в Греции обычно выпадает зимой, жара бывает летом. Следовательно,
о случайности здесь не может быть и| речи. Значит, все это производится
с известной целью.
Можно было бы сделать другой вывод: раз явления не случайны, следовательно,
они необходимы. По крайней мере так рассуждает Геккель;
отвергнув в природе случай, цель и свободу воли, он в качестве руководящего
начала выставляет необходимость. Между тем Аристотель, вслед
46 В «Происхождении видов», и именно в «Историческом очерке» (прим.
на стр. 1), Дарвин неправильно приписывает Аристотелю опровергаемое греческим
философом мнение Эмпедокла. Возражения Аристотеля не были Дарвину известны.
47 Имеется в виду климат Греции.