эволюции

вые понятие мутаций и выяснил различие его мутаций от того, что мы
теперь называем подвидом (отметим, что мутации Ваагена не имеют
ничего общего с мутациями де Фриза). Вааген говорит, что «вариететы»
(по теперешнему — подвиды), которые ботаниками и зоологами обозначаются
как «местные» (локальные), «географические», «пространственные»,
есть образования временные, ограниченные определенным геологическим
горизонтом и не появляющиеся в более высоких (молодых)
горизонтах; они имеют второстепенное систематическое значение-. В отличие
от географических вариететов мутации есть преобразования вида,
наблюдаемые во времени, при переходе из одного геологического горизонта
к другому. Они постоянны.
Восходящий ряд мутаций в последовательной свите горизонтов есть
коллективный вид Ваагена ( = Formenreihe Бейриха = phylum многих современных
палеонтологов).
То, что Вааген называет мутацией, есть результат, по-видимому,
одних внутренних (автономических) причин. Такого мнения держался
и сам Вааген: он приписывает происхождение мутаций «присущему
органцзмам закону» (das Gesetz der Entwickelung, das dem Organismus
innewohnt : 239), причем указывает, что такое понимание расходится
с взглядами Дарвина. Свое мнение Вааген основывает на том, что в разных
местах Европы, где обнаружены одни и те же мутации, не могли
быть одинаковые внешние условия; а между тем формы получились тождественные.
'
Напротив, «географические вариететы», или подвиды (subspecies)
происходят от воздействия одних внещних географических факторов.
Таковы различия между мутациями Ваагена и подвидами. Общими
же признаками как для мутаций Ваагена, так и для подвидов являются:
1) массовый характер преобразования, 2) развитие в определенном направлении.
О том, что и для мутаций Ваагена необходимо массовое видоизменение,
говорит следующее замечательное наблюдение Неймайра. Аммониты
из ряда Phylloceras heterophyllum показывают все большее и большее
усложнение лопастной линии по мере того как мы будем переходить
от более старых отложений к более молодым; здесь наблюдается
эволюция в определенном направлении. Но в то же время среди особей
одного и того же вида, встречающихся одновременно, среди так сказать
ровесников по возрасту, индивидуальных отклонений чрезвычайно мало.
«Я изучал, — говорит Неймайр (Neumayr, 1889:59—60), — долго и самым
основательным образом филлоцератид; через мои руки прошло материала
по этой группе больше, чем было в распоряжении какого-либо
другого палеонтолога; и я пришел к выводу, что мало есть форм, у которых
были бы столь ничтожны различия между одновременно живущими
особями каждого вида; если и имеются различия, то они касаются
каких угодно других признаков, но только не лопастной линии. И несмотря
на это, в последовательных отложениях лопастная линия меняется
коренным образом».
Так говорит Неймайр. Очевидно, мы в одновременных отложениях
потому не встречаем вариаций в лопастной линии, что изменение захватывает
сразу всю массу особей.
Подобно Ваагену, и Неймайр (: 60) держится мнения, что образование
подвидов есть нечто существенно отличное от формирования мутаций.1,7
17 Подобным образом и известный зоогеограф Ортман (Ortmann, 1896b : 63;
1896а : 31—32) полагает, что естественным отбором можно объяснить превращение
одного вида в другой (т. е. мутации Ваагена), или эволюцию во времени, но не
расщепление одной формы на две или более форм, т. е. эволюцию в пространстве,
которая, обязана пространственной изоляции. Но мы выше отметили, что и мутации
своим происхождением не обязаны отбору.