Hvat

дорогом, задушевном, но не смог. Безмолвно смотрел он на
Сталина любящим взором. Как величайшая драгоценность,
вошли в его сердце сталинские слова: «Ваша жизнь дороже нам
любой машины. . .» Эти слова, возвеличивающие советского человека,
созидателя и воина, Чкалов пронес через всю свою жизнь...
Не было ничего фантастического в предположении, что Чкалов
задумал большой перелет.
Курьерский поезд ушел. Летчики направились к выходу.
Я присоединился к ним, надеясь узнать у Чкалова, что он говорил
Левченко.
— Валерий Павлович, вы готовитесь к важному полету?
Или это тайна?
— «А если тайны нет, и это все один лишь бред моей
больной души?» — пропел Чкалов слова Германа из «Пиковой
дамы» и расхохотался. — Вот еще — тайна! Просто не хотим
болтовни. Быть может, полет и не состоится. Поэтому, давай
слово: молчать. Не только в газете, но и вообще. Понятно?
Ни-ко-му!
— Ни-ко-му!— торжественно подтвердил я.
Было около полуночи, когда мы подошли к высокому новому
дому на Ленинградском шоссе. Квартира Чкалова выходила
окнами на Центральный аэродром. «Специально поселился,
чтобы контролировать летную жизнь Москвы»,— пошутил Валерий
Павлович. Всю дорогу он рассказывал мне о своем плане
большого перелета через Центральную Арктику. Машина есть,
своя, советская: туполевский «АНТ-25». С таким самолетом —
хоть на край света, был бы лишь тот край! Михаил Михайлович
Громов еще три года назад прошел на этой «летающей
цистерне» по замкнутому кругу двенадцать с половиной тысяч
километров, не пополняясь горючим. Семьдесят пять часов продержался
в воздухе без посадки!..
Мне вспомнилось, что в тот самый год, когда семилетнии
Валя Чкалов со своими сверстниками резвился на берегу Волги,
авиатор Шарский совершил первый в России беспосадочный
перелет из-под Петербурга в Гатчину, на двадцать пять километров.
. . «Следует признать неосторожным этот полет вследствие
значительности расстояния и неисследованкости пути»,—
указывал журнал «Воздухоплаватель». Прошло всего четверть
века, а дальность в авиации измеряется уже многими тысячами
километров.
Мы поднялись на четвертый этаж. Чкалов коротко позвонил.
«Тише, ребятки спят!»— оборвал он громкий голос Байдукова.
Дверь открыла миловидная молодая женщина.
— Проходите, полуночники, — улыбнулась она, приглашая
нас в небольшую уютную столовую.
Валерий Павлович развернул свертки. Эго, действительно,
были карты. Карты Арктики. От Москвы, обозначенной силуэ-