Hvat

скоъые глаза, сидел Василии Сергеевич Молоков. Позади него
облокотился на спинку кресла молодой человек невысокого роста
с военной выправкой: Николай Петрович Каманин.
Я наблюдаю за летчиками, имена которых знает теперь весь
мир, и размышляю о том, как несхожи их жизненные пути.
Каманин встречает лишь двадцать пятую весну. Когда он появился
па свет, у тринадцатилетнего Васи Молокова был уже немалый
трудовой стаж. Девяти лет Молоков пришел с мат'ерыокрестьянкой
в Москву на заработки; деревенский паренек клеил
коробки на табачной фабрике Попова за рубль десять копеек
в месяц и хозяйские харчи. Когда Каманин перешел в четвертый
класс советской средней школы, двадцатппятилетний Молоков
только что научился грамоте. Встретились они в авиации,
оба став летчиками. Миллионы люден во всех частях света следили
за их полетами в ледовый лагерь Чукотского моря. Вдвоем
они вывезли семьдесят три человека — почти три четверти всего
населения лагеря.
О Молокове говорят, что он неразговорчив и склонен к одиночеству.
Может быть. Трудная юность, вероятно, наложила
отпечаток на его характер. Вот и сейчас он с интересом слушает
общую беседу, но сам не вступает в разговор. Впрочем, и другие
больше молчат; в центре внимания — автор киносценария:
— Комсомольцы на руках вытаскивают профессора из кратера.
. . Рыбаки берутся перевезти всех на базу. .. Но документы?
Куда делись документы экспедиции? . . Этого никто не
знает. . .
— А что стало с Тоней?— перебивает Водопьянов.
Слушая Мишу, он просматривал длинный свиток из плотной
сероватой бумаги. На корабле все знают, что летчик пишет по
нескольку часов в день; закончив страницу, он подклеивает ее
к предыдущей и принимается за новую. Свиток, исписанный
неровным размашистым почерком, вытянулся уже на добрый
десяток метров. «Как подвигаются твои обои?» — иронически
осведомляются у н’его друзья. Что пишет Водопьянов — точно
неизвестно; говорят, будто в свитке — повесть из летной жизни.
— Так что же, тезка, ты порешил насчет студентки-комсомолки?—
спрашивает пилот. — Готов спо-рить, что она влюбится
в одного из спасителей — в Костю, либо в Геннадия...
Миша вскакивает:
— Пошлый шаблон! Не соблазняйте меня дешевыми развязками!
. . Я придумаю лучше.
Стрелки круглых часов, вделанных в стену, стоят почти вертикально.
Гостям пора расходиться, но за круглым дубовым
столиком, привинченным к палубе, две пары моряков возобновили
сражение: экипажи «Красина» и «Смоленска» выделили
своих чемпионов на матч в домино. Победа присуждается
«команде», которая выиграет три партии. Слышны глухие удары