Hvat

Мы на вершине сопки. Мой спутник, запрятав руки в широкие
рукава кожаного пальто, сидит на почерневшем пне. Сощурив
глаза, он подставляет обнаженную голову солнечным,
лучам, и ветер шевелит поредевшие волосы. Солнце ласково
освещает Михаила Сергеевича Бабушкина.
Мы столкнулись на окраине города, у подножия сопки. Наше
восхождение продолжалось больше часа. Бабушки!! восхищался
пейзажами, открывавшимися за каждым поворотом тропинки,
и искал в них сходства с живописными местами его родного
Подмосковья. Он рассказывал о своих странствованиях по
свету и юношеских скитаниях, с нежностью вспоминая о семье.
Но стоило заговорить об его полетах в Арктике, как лицо
Михаила Сергеевича принимало скучающее выражение: «Не
надо об этом. . . Такая кругом благодать. . .»
Близился полдень, когда мы двинулись в обратный путь,
осторожно спускаясь по крутой тропке к городу. Бабушкин шел.
не сгибаясь, высоко подняв голову н весело насвистывая.
— Вы, Михаил Сергеевич, почти двадцать лет в авиации,
любите свое дело, — сказал я. — Почему же вы избегаете говорить
о нем?
— Да, природа мудро устроила, — задумчиво проговорил
Бабушкин, словно отвечая па свои мысли. — Мне вот сорок
лет. Некоторые утверждают, будто этот возраст — за прсде-
, лами физиологической нормы летчика. Но какая это, с позволения
сказать, норма? Одни говорят: «Тридцать лет-— предел».
Другие пощедрее: «Тридцать пять». А потом, дескать, человек
«вылетывастся» и в пилоты больше не годен. Вылстывается.
Словечко-то какое! . .
— Разве это так?
— Ерунда. Я сужу по личному опыту. Конечно, у меня
уже нет тех физических данных, что были лет восемь-десять
назад, нет и былой неудержимой тяги к полетам. Тогда я буквально
совладать с собой не мог: скорее бы вырваться в воздух.
Теперь же умение и опыт сохранились, но физические
возможности — не те: прежняя нагрузка стала для меня тяжела.
Я могу делать в полете все, как и десять лет назад, но острой
потребности летать у меня уже нет. Для дела, для цели — могу,
но так, «вообще», — нет желания. Вот тут и проявляется мудрость
природы, устанавливающей прямую связь между потребностями
и возможностями.
— Однако вы не ответили на вопрос: почему избегаете разговоров
о своих полетах?
— Извольте. Если я спрошу, при каких обстоятельствах вы
писали свою корреспонденцию две недели или два месяца назад,
вы либо признаетесь, что не помните, либо нарисуете приблизительную
картину. В таком же примерно положении оказывается
и пилот, которого расспрашивают об его прошлых рен-