Hvat

мучительными ощущениями. Однако надо держаться, не киснуть,
н<5 проявлять своей слабости. Пробую дышать реже. Худо,
худо! . . Пять тысяч пятьсот. . .
Покосился на Белякова и не узнал: штурман надел маску
и через трубочку вдыхает живительный кислород. Мне бы хоть
чуточку! Со сжавшимся сердцем вспоминаю: на самолете кислородные
приборы только для троих, а я — четвертый, случайный,
определенно лишний. . . Нет, только не последнее! «Лишнего»
экипаж оставит на первом же аэродроме: тогда вместо «собственного
корреспондента» на борту «Сталинского маршрута» я стану
пассажиром медленно плетущегося экспресса. . . Держаться до
конца, не выдавать своих переживаний! Мне кажется, что воздух
с чудовищной силой давит со всех сторон на тело. Шум,
заунывный гул, какой-то непонятный звон в ушах. . . Отчего так
сильно дрожат ноги?
Байдуков наклоняется к командиру, что-то говорит, поглядывая
в мою сторону. Оба они еще не пользуются кислородом:
длительная тренировка выручает летчиков. О чем они совещаются?
Может быть, Байдуков хочет отдать мне свой кислородный
прибор?
Глубокая апатия овладевает мною. Забыть всё, уснуть. . .
Чкалов поворачивает голову, смотрит на меня насупившись,
складка между бровей углубилась. Я пытаюсь выдавить подобие
улыбки, но вижу испуг на лице Байдукова. Он тормошит Чкалова,
опять пЬказывает на меня. Впрочем, теперь мне все безразлично.
Мутнеющим взором смотрю исподлобья в окошечко:
самолет на мгновение выскочил из облаков, но тут же снова
погрузился в серую мглу. На альтиметре: шесть тысяч метров.
Байдуков медленно и осторожно пробирается ко мне. Зачем? . .
Впоследствии я узнал, как пристально наблюдал он за моим
поведением; в «Записках пилота» Байдукова я прочел короткий
рассказ «Спецкор без кислорода»:
«Дыхание становилось все более глубоким и трудным.
Я вспомнил, что кто-то из нас четверых не имеет права на
кислород. . .
— Валерий, — сказал я Чкалову, — не набирай больше высоты.
. . Боюсь, как бы товарищ, притихший на заднем сиденье,
не остался при пиковом интересе. ..»
Чкалов согласился. Тотчас после этих слов, которых я, разумеется,
не мог услышать, мотор утих, стрелка альтиметра пришла
в движение, и самолет устремился вниз. Я ничего не понимал,
но и не старался понять. Дыхания, свободного дыхания! . .
В разрыве облаков показались зеленые склоны сопок. Заметно
потеплело. Беляков снял кислородную маску. Байдуков
строил веселые гримасы и подмигивал мне, но Чкалов был
серьезен. Н а горизонте блеснула знакомая полоска Амура. Мы
опять оказались в Хабаровске.