Hvat

вича Шевелева на поиски «Н-209», о сборе очередного урожая,
о выборах в Верховный Совет СССР.
Быстрыми шагами приближалась зима, лагуны на побережье
замерзали. Экипаж «летающей лодки» стартозал в последний
рейс и достиг восемьдесят шестой параллели. Но этот полет,
как и предшествовавшие ему и многие последующие, не дал
ничего. Участь экипажа «Н-209» осталась загадкой.
Гри года назад, выбираясь из разбитого «Флейстера», распластавшегося
на снежном саване Колючинской губы, Леваневский
сказал: «Побежденным себя не считаю...» И полярный
летчик продолжал борьбу с северной стихией, прокладывая
новые воздушные дороги в центральной Арктике. Какая трагедия
произошла тринадцатого августа за Северным полюсом,
мы не знаем. Экипаж Леваневского разыскивали в течение года.
Но ни отважные и рискованные полеты Водопьянова, Мошковского
и других советских пилотов над полюсом, ни дальние
рейсы с побережья американского материка не бросили • даже
слабого луча света на участь, постигшую «И-209».
Арктика ревниво хранит тайны. О судьбе Руала Амундсена,
пропавшего без вести к северу от Шпицбергена во время поисков
итальянских дирижаблистов, можно было строить уверенные
предположения лишь спустя десять недель: на северный берег
Норвегии волны выбросили один из поплавков разбитого
«Латама». Судьба шведского инженера Саламона Андрэ и двух
его спутников, вылетевших на воздушном шаре «Орел» к Северному
полюсу, стала известной только через тридцать три года.
Какая катастрофа постигла «Н-209». неизвестно. Есть лишь
последняя радиограмма, подписанная Леваневским, а после
этого — ни одного нового факта, который помог бы раскрыть
происшедшее. Можно строить любые предположения: потеря
управления в тумане и стремительное падение, катастрофическое
обледенение и гибель в воздухе, помешавшая радисту передать
хотя бы несколько сигналов...
Кончался сентябрь. Расстроенный и грустный Беляков провожал
меня на аэродром. Он на долгие месяцы оставался один
в зимнем Фербэнксе. Я возвращался на родину.
Рейсовый «Локхид» сделал круг над городом. Прощай,
Фербэнкс! З а эти два месяца «золотое сердце Аляски» раскрылось
передо мной, обнажив всю тоску, пустоту и уныние американской
провинции. Пройдут годы, быть может, город разрастется,
появятся новые авеню, таверны и бары. Но, как и теперь,
засасывающая скука будет владеть душами людей: «Вчера —
Катерпиллер, сегодня — Катерпиллер, завтра — Катерпиллер.. .»
Кто знал в те предвоенные годы, что спустя несколько лет
империалисты превратят тихую и мирную Аляску в военный лагерь,
в плацдарм для агрессии? Впрочем, американские милитаристы
знали это еще тогда. Правда, ни в Джюно, ни в Фер-