Hvat

дующий факторией и трое чукчей-комсомольпев — Емалькайт,
Тукай и Рольтен. Емалькайт — студент, учится в Николаевскеиа-Амуре,
Тукай — уэлленский общественник, председатель районного
союза кооперации, а Рольтен — активист с мыса Северного.
Забрались мы километров за двести от побережья. Стойбища
там редкие, небольшие — по нескольку яранг; вокруг
пасутся оленьи стада.
— Все же вы решили закупать живьем?— перебил я.
— Зачем? Ведь нам были нужны не олени, а оленина для
питания спасенных челюскинцев. Гак мы и объяснили чукчам,
собирая их группами, сразу из двух-трех стойбищ. Приходили
человек тридцать-сорок, одни мужчины: по обычаю тундры
такие дела — не для женщин. Наши комсомольцы рассказывали
о гибели парохода, о том, что самолеты идут на помощь людям,
попавшим в беду. Энергичные и смышленные парни толково
разъясняли значение работы полярников для чукотского народа.
После первого же собрания кочевники продали нам двадцать
девять оленей. Чукчи забивали животных, разделывали туши
и сами везли к фактории; на полученные за мясо деньги они
там же покупали товары. Отправляясь в факторию, кочевники
обычно прихватывали и пушнину.
Продолжалось наше путешествие по стойбищам пять суток.
Оленины закупили вдосталь. Комсомольцы показали себя молодцами,
особенно Рольтен. Между прочим, 'еще перед выездом
в тундру я заметил, что парень вроде чем-то смущен. Спрашиваю:
«Ты нездоров?» Он молчит. В пути узнаю от Емалькайта,
что некий Пинетейгин, сын бывшего ванкаремского богача,
отговаривал Рольтена от поездки: «Зачем едешь? Я скажу
тебе: па тебе кухлянка чистая, белая, а завтра она будет в крови,
тебя убыот!» Парень не струсил, но угроза, видимо, встревожила
его. И вот на первом собрании з тундре юноша .рассказал
все это народу. Оленеводы возмутились: «Как смеет Пинетеигии
говорить, что мы хотим убизать?! Пусть только покажется
к нам»! . .»
Обратный путь в Ванкарем был нелегок; мы попали в злющую
пургу. Мороз — больше сорока градусов, птти против ветра
невозможно. Собаки то и дело останавливались, лапами продирали
залепленные снегом глаза. Не один я — даже бывалые
чукчи промерзли до костей. В Ванкар'еме меня ждали новые
заботы: надо было послать нарты за бензином и плавником,
перевезти мясо. Собачьи упряжки поработали на славу. Наши
песики притащили на нартах в Ванкарем даже тридцатипудовый
мотор с мыса Северного. Такого тяжелого груза чукотские
упряжки никогда еще не перевозили.
Я попросил офицера описать быт и нравы чукчей.
— О чукотском гостеприимстве вы, конечно, слыхали, —
сказал Небольсин. — В своих поездках мне доводилось оста-