Studia SlavicaSavariensia 1999

БЕНЧИЧ
ствием убеждения Крлежи в том, что во вселенной, лишенной трансцендентного
бытия, полнота существования познается не разумом, а телом.
Впрочем, отсюда ведет свое начало у Крлежи и культ детства как периода,
в котором мы еще не обременены рациональным сознанием, в котором еще
нет "деления действительности на реальную и мысленную", в котором
существует еще "эта фантастическая действительность, окружающая нас,
как одно целое (...), - действительность, которая правдивее обтрепанной,
обшарпанной, куцей действительности, измельченной разумными понятиями"
(13). И в то время как Августин оглядывается на свое собственное
прошлое с тем, чтобы с помощью памяти разума вознестись до бестелесной
божественной истины и осмыслить таким образом свою земную
жизнь, Крлежа возвращается в детство по совершенно иным причинам: его
основное намерение заключается в том, чтобы снова установить прямой,
интуитивно-непосредственный, словом - детский контакт с миром, в котором
между Я и миром еще не встали "разумные понятия".
Это предприятие Крлежи имеет, однако, и свою темную сторону.
Одна из трудностей, с которой сталкивается рассказчик Детства в Аграме,
состоит в том, что его чувственно-образная память, будучи лишена
поддержки спекулятивной, не всегда в состоянии справиться с хаотичным
множеством впечатлений, захлестывающих человека в его земном бытии.
То, что предлагает восприимчивый в духе Маха рассказчик, зачастую лишь
"непонятный хаос бесконечной вереницы подробностей, убивающих своей
монотонностью (15): окружность цирковой арены, картинки на гербах
кабаков и цирюлен, изображения на монетах и марках, зеленое полотно на
столе в учительской, пепел для подсушивания чернил на бумаге (тогда еще
не употреблялось пресс-папье), сланцевая плитка с "ручкой", мокрые
грязные пальцы от скользкого влажного прикосновения к губке, - все это
картины 1900 года (15). К этому каталогу картин присоединяются в
процессе припоминания и другие чувственные данные: укол иглы зубного
врача, камень в колене, гвоздь в подошве, заноза в пальце, запах резины,
мела, губки, класса, заплесневелой одежды бедных детей, уборной, белого
жилета учителя, запах шкафа, учительской, законоучителя и его
люстриновой сутаны, его пальцев, пожелтевших от табака, запах книг,
тетрадей и т.д. (14-15). Без метафизической опоры или хотя бы веры в
рациональные принципы всего существующего автору, как мы видим, не
всегда удается осмыслить свой чувственный опыт. Потому этот опыт
зачастую остается в осколках, которые не могут включиться в какой-либо
высший порядок значений, а именно во взаимно согласованные части
какого-либо целесообразного течения жизни.
Для обозначения подобного состояния подверженности постоянному
потоку единичных впечатлений, чаще всего визуальных, существует
57