Studia SlavicaSavariensia 1999

Studia Slavica Savariensia 1999.
конец, настолько темно было внутри. В печке бабушка пекла хлеб и булки,
на синем, низком круглом противне, а на плитке в голубой кастрюле с
голубой крышкой - жарила бы воздушную кукурузу. У нее вся посуда была
голубая, даже котелок, из которого она ела на завтрак крутую
кукурузную кашу, залитую молоком с цикорным кофе, только что котелок
был еще с белыми крапинками /.../
Рядом с зеркалом была дверь в дом, всегда распахнутая - с весны до осени.
Вот и конец, здесь можно было бы и выйти. Для меня это легко, ведь я,
если и выйду, все равно останусь в бабушкиной кухне. Я и так все в жизни
мерял ею, и все чудеса, случавшиеся в жизни, сравнивал с ней. Впрочем, ни
я не мог бы выйти из нее, ни она из меня: я мог бы сменить работу, место
жительства, поменять образ жизни, привычки, вкус, друзей - и все равно
остался бы прежним, до тех пор, пока помнил бы эту кухню так, как
помню ее теперь. Потому я и выхожу совершенно спокойно, зная, что по
сути не могу из нее выйти. (Павличич: 15-19).
В первом метатекстовом предложении Павличич говорит о
живости своего восприятия: воспоминания о бабушкиной кухне столь
сильны, что однородны с действительностью - так что в нарисованную
бабушкину кухню действительно можно войти, а это автор условно и
делает по принципу реализованной структуры ("Знаю, как это бывало. Я
открывал бы двери..."). Отрывок, посвященный бабушкиной печке, полон
эйдетических картин, восстанавливающих действительность (желтые
кирпичи, желтоватые шестиугольные кирпичи на полу, четыре конфорки,
металлическая планка для кухонных полотенец, надписи по-аенгерски
голубого или желтого цвета, фарфоровая ручка, голубая посуда, голубой
котелок с белыми крапинками для цикорного кофе с молоком). В точно
таких же живых ушедших картинах представлены в том же отрывке и все
остальные предметы из бабушкиной кухни ("оттоманка, низенькая и
бугристая", коврик с изображениями "оленей и ланей на полянке, далеких
холмов и озера", "желто-зеленый табурет" для гостей, на котором сидели
зятья, "у одного из них было две пары ботинок на резиновом ходу, которые
мне страшно нравились, одни на красной резине, а другие на черной", стол,
"покрытый белой упаковочной бумагой", а во время приема пищи -
"красной и белой скатертью", стакан на столе, "собственно говоря, пивная
кружка, которую время от времени отчищали солью или пеплом" и т.д.).
В последней метатекстовой части автор в своих воспоминаниях о
бабушкиной кухне распознает собственное "я" (точно так же, как в другом
месте река Вука для него становится "частью биографии"). По тому же
самому принципу зрительного эйдетического воспоминания показаны и
другие предметы, явления и события из детства Павличича: двор, отец и
мать, лошади и телеги, сад, тетки, катание на санках, похороны, свадьба,
94