Pokrovskiy

грамматиков, о трудах собственно научных и частью технических,
которыми обладала римская письменность.
Равным образом пришлось поскупиться на характеристики
сочинений философских, предоставляя читателям обращаться к
специальным работам по истории античной философии.
При составлении этой работы мы, разумеется, широко пользовались
трудами иностранных и русских ученых; но вместе
с тем она основана на самостоятельном знакомстве с подлинным
текстом разбираемых писателен, причем некоторые из них
в разное время были предметом углубленных размышлений автора.
Известным образцом для нас были такие труды наших
предшественников, в которых сильная научная мысль счастливо
сочеталась с общедоступностью или даже с изяществом изложения:
мы разумеем прежде всего многотомную историю римской
литературы Шанца, «Geschichte der romischen Dichtung»
Риббека, книгу Тэна о Тите Ливии, многочисленные труды
Г. Буассье, частью переведенные на русский язык (например,
«Цицерон и его друзья», «Оппозиция во времена Цезарей»,
«Археологические прогулки», «Конец язычества»), Марта «Философы
и моралисты времен империи». Сюда же принадлежит
столько же ученая, сколько изящная книга Питона (ученика
Г. Буассье) «Histoire de la litterature latine».
Мы позволим себе закончить это предисловие тем, с чего
могли бы начать. Римляне очень охотно признавали себя учениками
греков во всех областях своей литературы. «Полоненная
Греция полонила дикого победителя и внесла искусства в
деревенский Лациум», — говорит Гораций; он же настойчиво
рекомендует, римскому драматургу и вообще поэту ни днем ни
ночью не выпускать из рук греческих образцовых произведений.
Тем не менее, было бы очень большой ошибкой считать,
как это иногда делалось, римскую литературу как бы филиалом
греческой.
Усвоение греческого образования, философского или исторического,
а также греческих внешних литературных форм и приемов
отнюдь не лишало наиболее талантливых римских писателей
их самобытности.
Излагая учение Эпикура в стихах, Лукреций следовал примеру
Эмпедокла; подробный анализ его поэмы обнаруживает
его большую зависимость от греческой философской мысли.
И все-таки его знаменитое произведение остается национально
римским: в нем ярко отразилось острое разочарование образованных
римлян его времени в государственной деятельности,
вызванное ужасами гражданских войн, их тяжелое раздумье
о дальнейшей судьбе и загробной жизни; подобно им, он с виду
замыкается в самом себе и находит глубокое утешение в
эпикурейской философии, способной, по его мнению, рассеять
эти мучительные сомнения. Но в нем по-своему сохраняется
типично римская черта: ему недостаточно умозрения самого по